— И звуков больше. Все стучит, стрекочет, шуршит, копошиться. К этому нужно привыкнуть.
Отец кивнул ей в дверях и вышел полусонно, прошаркав ногами по коридору, а она так и застыла, сидя на своем ящике, с невысказанной просьбой о деньгах на губах. Отец работал как проклятый, и она, глядя на то, как сильно он постарел, не хотела сводить всё к деньгам. Это означало менять его жизнь на её, и она не могла так поступить.
На мгновение ей даже пришла в голову фантазия о том, что отец ее испугался, что теперь он станет избегать свою мертвую дочь.
Немного посидев еще в одиночестве, накручивая себя мыслями о том, что исчезни она, всем бы стало только легче, Диана выбралась из комнаты и пошла искать ванную. Ощущения от воды она теперь испытывала иначе. Тепло или холод не доставляли ей дискомфорт, и она просто стояла, глядя в одну точку, под душем, не настраивая полчаса краники словно ювелир. Смыв грязь с волос, она запахнулась в большое пушистое полотенце, которое немного свалялось в чемодане, и прокралась по этажу в свою комнату.
Закрыв дверь и стянув мокрое полотенце, она открыла дверцу шкафа, внутри которой ютилось небольшое зеркало. Точно так же она смотрела на себя дома в день, когда родители сообщили ей о возможности, избавиться от болезни раз и навсегда. Тогда она стояла у большого зеркала в пол, сжимая в руке карандаш, и ей казалось, что она сможет стерпеть всё ради это возмоности.
Рассматривая свое обнаженное тело, Диана только сейчас заметила, как похудела за последние две недели. Мышцы живота и бедер, которые появились у нее за курс физиотерапии после установки трубки, почти сошли на нет, и по бокам были видны костяшки таза. В темноте она видела великолепно каждый волосок на коже, каждую родинку на груди и словно чувствовала кожей весь окружающий мир. Пылинки касались ее волос, а под босыми ступнями лежали волосок и несколько острых песчинок. Она ощущала аромат шампуня, которым воспользовалась и даже кондиционера для белья, с которым неделю назад стирала белье, лежавшее в чемодане. Ощущения затапливали мозг, собираясь в картинки и образы, воспоминания. И почти все они были о солнце. Она думала ей будет не хватать любимой еды? К черту это! Ей не хватало солнечного света.
Уже закрывая дверцу, девушка все тем же шестым чувством почувствовала что-то неладное, и обернулась. От окна за занавесками отпрянула чья-то тень, однако, бросившись к подоконнику, закрывшись полотенцем, Диана никого не застала и решила, что это была ее блудливая полосатая гостья.
Впрочем, первым пунктом в ее списке теперь была пленка на окнах. Оставался не закрытым вопрос с работой, который остро стоял поперек всех ее ежедневных потребностей. И нужно было перебороть себя и вернуться в магазин, чтобы отнести деньги. Где их взять, Диана пока не знала. И даже не хотела представлять, как будет теперь смотреть в глаза симпатичному парню с заправки.
Если бы большинство девушек могли существовать только ночью, то в поисках работы, они устроились бы диспетчерами в такси, охранницами на склад или нашли круглосуточный магазин. Словом, на первый взгляд проблема была не великая. Но, что если всего этого в Лакхаузене просто не было. Не было ни гостиницы, ни универмага, ни почтового отделения (которое уже год стояло на ремонте). А была только часовая фабрика и доки, в которых швартовались редкие суденышки, в основном баржи и рыбацкие лодки. К тому же было маловероятно, что отсутствие пульса устроит приличного работодателя.
Из рассказов отца зная, что на фабрику можно устроиться только через старомодный отдел кадров, который начинает работать не раньше девяти утра, Диана на следующую же ночь отправилась в доки.
Напялив объемные брюки с карманами, футболку, рубашку и толстовку с капюшоном, замотав под ним волосы в узел, она собиралась сойти за пацана и разузнать, нет ли в доках работы в ночную смену.
Лето было в самом разгаре и вдобавок к жаре, гноящей рыбные потроха и отходы на обочинах рыбацких стоянок, в воздухе витал запах ржавчины и тины. Солнце садилось поздно, и Диана добралась до доков только в одиннадцатом часу вечера. По пустынной пристани колотили снасти, и морская волна билась о волнорезы, с яростью стихии кроша и стачивая бетонные плиты. В трещинах уже поросла трава, и место это совсем не внушало надежд на какой бы то ни было заработок. Несколько редких высоких фонарей еще горели над портом, и то только потому, что до них тяжело было добраться. Остальные были мертвы и выпотрошены охотниками за медной и алюминиевой проволокой.
Под спортивным протектором шуршал принесенный ветром крупный песок, и Диана старалась ступать как можно тише на носок, чтобы прислушиваться к окружающему пейзажу. Пара чаек с молотящими моторами вместо сердец, не обращая на нее никакого внимания, выуживали свежую падаль из мусорной пленки на поверхности воды. Где-то в недрах запертых ангаров ей чудилось неритмичное шуршание, однако из-за толстого слоя металла Диана не могла понять, были это люди или только мыши.
Когда она уже отчаялась найти хоть одну открытую дверь или подсвеченную вывеску, её внимание издалека привлекла остроносая яхта, стоявшая чуть особняком в конце гавани под фонарем. Неверный свет сквозь мошкару выхватывал ее белоснежный корпус из темноты на фоне мрачных, изъеденных ржавчиной барж.
Это была статная морская моторная яхта с рубкой и кают-компанией, с широкой синей полосой, пересекающей борт. На боку с красивым вензелем стояло имя “Эльза 2”. И даже с причала было видно, что мостик ее отделан натуральным деревом, а начищенные стекла сверкают как граненые бриллианты.
Немного покрутившись вокруг, Диана размяла ноющее колено и перемахнула через худую изгородь, отделявшую яхтенную стоянку причала от пристани. Поравнявшись с белоснежной красавицей, девушка заглянула в зазор между бортом и обвешанным старыми покрышками причалом. Повинуясь порыву подавшись вперед, она коснулась ладонью корпуса и ощутила подушечками пальцев легкую вибрацию на теплом металле. Генератор работал, значит кто-то был внутри.
— Ищешь неприятностей? Советую убрать руки. Эта яхта стоит больше, чем вся твоя жизнь. — жестко прозвучало над ее головой.
Диана вскинула подбородок и столкнулась взглядом со стоящим на носу тучным мужчиной в полурастегнутой льняной рубахе. Его пятерня надулась, сжавшись в кулак, демонстрируя бронебойную массу возможного удара, если оборванец посмеет дерзить.
— Простите. — Как можно более низким голосом ответила она. — У вас не найдется работы? Я крепче, чем выгляжу.
