Через садик, через вишенье,
Перепелка летела,
Ой, лели, о-ли-оли-лели
Перепелка летела.
Ой, Бог тебе дал, Пелагеюшка,
За кого ты хотела.
Ой, лели, о-ли-оли-лели,
За кого ты хотела.
Ой, Бог тебе дал, Александровна,
За кого пожелала,
Ой, лели, о-ли-оли-лели,
За кого пожелала.
«Девка по саду ходила». Русская народная песня
Но любовь и обнимашки достались и мне. Сестры постарались, поприжимали меня к себе.
– Лизетта, ты так выросла, похорошела, – словно с ребенком, сюсюкали они со мной.
Я состроила умильную мордашку и молчала, осматриваясь, запоминая все, что могло пригодиться.
Полная высокая Алиса, черноглазая брюнетка с густыми волосами, прямым носом и пухлыми губами, выглядела не по годам серьезной и уверенной в себе. Она, вместе с двумя детьми и мужем, приехала в родительский дом по зову матери и отца и готова была оставаться здесь столько времени, сколько нужно родителям. Исполняла дочерний долг, не иначе. Жертвенность была в ее крови, как и беспрекословное повиновение старшим.
Невысокая Виктория, синеглазая шатенка, шарик на ножках из-за большого живота, была веселой хохотушкой. Она только-только ждала потомство и еще не имела опыта общения с детьми. Но и она готова была подчиняться приказам родителей. Чета герцогов воспитала достойных старших дочерей.
И только младшая почему-то не удалась.
В отличие от сестер, внешне напоминавших отца, я удалась в мать. Зеленоглазая блондинка, миленькая куколка с точеными чертами лица. Вроде и не плотная, и не худая. Все мои прелести при мне. Как говорится, есть чем мужчин приманить.
Мужья обеих сестер были военными, высокими, широкоплечими, с внимательным цепким взглядом.
Под их взглядами любой обыватель ежился, ощущая неудобство.
Но то обыватель. А то я. С опытом выживания на Земле, в подобном серпентарии. На меня посмотрели иезуитским взглядом – я ответила веселой улыбкой, чуть с дурниной.
Мужья расслабились, ухмыльнулись, переглянувшись между собой. Мол, что взять с блаженной. Хоть и восемнадцать уже, а боги ума не дали.
После не особо длительных обниманий и редких поцелуев мы всей толпой дружно переместились наверх, в гостиную. Туда, где и положено общаться в тесном семейном кругу. Там, в просторной, широкой, светлой комнате, с мебелью, отделанной в светло-зеленых тонах, мы сразу же расселись в креслах. И приготовились к серьезному разговору. Конечно же, обо мне.
Отец осмотрел нас всех, как генерал осматривает войско, и без промедления, не тратя время на вступление, сообщил:
– Лизетте пора замуж. Время уже. Скоро будет поздно. Ей нужно найти нормального, – он выделил голосом это слово, – мужа. Прошло уже больше года. Та дурацкая влюбленность, думаю, забыта. А значит, Лизетту пора выводить в свет и знакомить с лучшими холостыми кавалерами столицы.
Оп-па. Какая интересная, явно нужная информация. Дурацкая влюбленность, значит. Забыта, да? И еще нормальный муж. Ну и в кого же была влюблена наша милая Лизетта? И не из-за этой ли влюбленности ее увезли в деревню, в дальнее имение? Подальше от того, кого считали «ненормальным»?
– Лизетта, – между тем обратился ко мне отец, – мы с матерью в скором времени составим график вечеров и балов, на которых ты должна будешь появиться. Надеюсь на твое благоразумие.
На что он там надеется-то, наивный? Какое благоразумие? Где ему взяться? Уж точно не у меня. В моем мозгу оно и не ночевало.
Впрочем, я кивнула, конечно, притворившись, что полностью согласна с таким поистине наполеоновским планом.
Родственники скептически посмотрели на меня, но сделали вид, что поверили.
Еще несколько минут обсуждали организационные моменты. Уточняли, кто из богатых и именитых женихов присутствует в столице. И как лучше меня с этими типами познакомить. Затем все разошлись по своим спальням – отдыхать и переодеваться к обеду.
Я зашла к себе и, не стесняясь, громко, по-пацанячьи, присвистнула. Хорошо, очень хорошо живет узкий круг приближенных к императору. Думаю, и его величество от скромности и бедности не страдает. Понятия не имею, конечно, как там во дворце покои обставлены, кто и когда там ремонт делал, а здесь… Комната прямо криком кричала о том, что ее владелица – близкая, а главное – любимая, родственница богатого и родовитого человека. Редкий на континенте тарийский дуб, ввозимый иногда с риском для жизни из опасных Нордийских земель, использовался для создания мебели. Поговаривали, что этот дуб обладает защитными антимагическими свойствами, за что его так и любят аристократы.
Ковры и гобелены на полу и стенах явно ткались с теми же целями – в них даже я, полный нуб в магии, могла увидеть защитные нити из горского серебра, такого же редкого, как и тот дуб. Серебро добывалось в Зелских горах, у гномов, и покупалось втридорога как раз для обережных целей. И могли его позволить себе только самые богатые аристократы этого мира.
Зеркало в углу комнаты, обрамленное в тяжелую золотую оправу, как по мне, могло быть легко использовано для портальных переходов – настолько тонким было покрытие.
В общем, все, что находилось в комнате, стоило просто огромных, немыслимых для меня-землянки, денег.
Я подошла к широкой кровати, размерами с половину этой комнаты, уселась на темно-синее покрывало, тоже, небось, вытканное вручную, тяжело вздохнула. Итак, меня все же собираются выдать замуж, как можно быстрей, за кого-то из верхушки аристократов. При этом какой-то идиот заявил во сне, что я – его жена, непонятно только, настоящая или будущая. А если вспомнить о влюбленности Лизетты, вообще весело получается. И вокруг, блин, сплошные охотники за моим приданым. Никому несчастная Лизетта не нужна как личность.
– Чтоб вас всех, – проворчала я, потягиваясь. – Вот где в таких условиях брать нормального мужика?
Пространство хихикнуло, как мне показалось, мужским голосом. Так… Привет, галюники. Дожилась, Лизонька.
– Зачем тебе, девка, нормальный мужик? – послышался чей-то голос, действительно мужской. И буквально через мгновение передо мной появился невысокий мужичок с длинной седой бородой.
Черные глазки-бусинки, нос картошкой, нечесаные вихры, одежда, похожая на ту, в которой ходили на Земле крестьяне пару сотен лет назад. Дядя, ты кто? И как оказался в моей спальне? Я тебя явно не звала.
– Мне он не нужен, – обалдело ответила я. – Но замуж хотелось бы за нормального, а не за абы кого. А ты кто, глюк?
– Сама ты глюк, – не обиделся он. – А я – домовой.
А, всего-то. Угу, ясно. Глюки мои, глюки, когда ж вы прекратитесь?
А может, это от недоедания-то? Домовые мерещатся?
Глава 8
Во ку… во кузнице,
Во ку… во кузнице,
Во кузнице молодые кузнецы,
Во кузнице молодые кузнецы.
Они, они куют,
Они, они куют,
Они куют принаваривают,
Молотками приколачивают.
К себе, к себе Дуню,
К себе, к себе Дуню,
К себе Дуню приговаривают,
К себе Дуню приговаривают.
«Во кузнице». Русская народная песня
– Понятно, – покладисто кивнула я, решив не спорить с собственным глюком. В конце концов, порталы в этом мире есть. Вместе с магией, угу. Так почему бы домовым не появиться? Ну, хотя бы в моем воображении, а? – Так подскажешь, домовой, где нормального мужика найти? Чтоб без закидонов и гонора? Ну, или как избавиться от женихов, которых мне будут подсовывать?
– Скажись душевнобольной, – ухмыльнулся мужичок.
– То есть с ума сойти? – уточнила я. – Да как-то хочется при своем уме остаться. Иначе смысл мне от того мужика отказываться?
– Странная ты, девка, – сообщил мне домовой. – И запросы у тебя непонятные. Ты куда Лизку-то дела? Такой тихий, спокойный ребенок была, меня не видела и не слышала, дурью не маялась, замуж хотела.
