этом бедламе. – Положив голову ему на грудь, я сосредоточилась на сердцебиении Кейдена, которое с каждой секундой становилось все слабее.
Комнату наполнил оглушительный писк. Я резко вскинула голову и уставилась на ящик возле койки. В кино красные линии на них никогда не выглядели так жутко. И никогда так однозначно.
Мне на плечо легла ладонь Шона. Мама присела на корточки рядом со мной и взяла мою свободную руку в свои.
– Все кончено, золотце, – сказала она. – Бедный мальчик. По крайней мере, ты была с ним. Наверняка он это чувствовал. Мне так жаль.
– Он мертв? – глухо спросила я и всхлипнула, не веря своим глазам. Больше всего мне хотелось его встряхнуть. Пусть очнется. Мои всхлипывания усилились, когда вошла медсестра и отключила приборы. Теперь должна была наступить тишина, однако звук работающих аппаратов все равно наполнял комнату гулким шумом. Она вытащила трубки из безжизненной руки Кейдена, откатила в сторону капельницу и собиралась накрыть простыней его лицо, которое после смерти выглядело таким спокойным и расслабленным.
– Пожалуйста, не надо, – попросила я и вытерла слезы со щек. – Дайте мне побыть с ним еще минутку.
Женщина обменялась взглядом с Шоном, который кивнул и вскоре после этого вместе с мамой покинул палату. Медсестра закрыла за собой дверь.
И тогда наконец наступила тишина. Я села на край кровати и убрала светлые волосы со лба Кейдена. Из него получился бы ужасный смертный. Слишком красивый и слишком властный для нашего времени. Возможно, реальная жизнь немного сбила бы с него спесь. Его кожа еще не остыла, и, кроме парочки царапин на лице, он выглядел целым и невредимым. Наклонившись к нему, я поцеловала его в губы. Он больше никогда меня не поцелует. От этой мысли у меня сжалось сердце. Мы оказались слишком глупы, чтобы найти лучшее применение тому времени, которое у нас было.
– Я солгала, когда сказала, что не хочу тебя, – прошептала я. – На самом деле я ничего не хотела сильнее, чем быть с тобой, и готова поспорить, ты об этом знал. Почему ты не был со мной честен? Тогда бы ты сейчас здесь не лежал.
Его заберут и опустят в темную яму в земле. Больше всего мне хотелось лечь рядом и согревать его, чтобы он не остыл. Но для этого уже слишком поздно. Если бы я быстрее привела помощь…
– Жаль, что я не сказала тебе, что ты для меня значишь, – призналась я. – Но из-за твоего поведения мне было так сложно это сделать.
А мертвого человека можно упрекать? Я сжала губы. Сколько бы раз мы ни ссорились и как бы я ни злилась на него, всегда оставалась надежда, что мы помиримся. Он всегда возвращался. А теперь с этим покончено. Я больше никогда не услышу его смех, он больше никогда не выведет меня из себя и никогда больше не будет флиртовать с другими девушками. Хотя сейчас меня это не волновало. Пусть флиртует с кем захочет, ради бога, лишь бы он только снова дышал. Я сражалась с искушением надавить ему на грудь, чтобы заставить это дурацкое сердце опять биться. Вместо этого я посмотрела на кольцо у него на пальце и сняла его. Пальцы обхватили холодный камень. Хотя Зевс больше не имел над ним власти, ни один из них не выиграл. Рабство Кейдена осталось в прошлом. Он сбежал с Кавказских гор и добился своего. Но поставил все на одну карту и проиграл. Наверняка он бы не возражал, что я возьму это кольцо себе. Это единственное напоминание о нем, которое у меня останется.
– Прости, что я тебе не поверила. Просто я так на тебя разозлилась. Если бы только знала, что стоит на кону… – Я в последний раз погладила его по лицу и коснулась губ. Он уже стал намного холоднее, чем всего пару минут назад. И почему мне так сложно его отпустить? Мне нужно продолжать смотреть на него, нужно запечатлеть в памяти каждую деталь. Человеческий мозг так легко забывает. Над левой бровью у него маленький шрам, который раньше никогда не бросался мне в глаза, а на правой щеке – крошечное родимое пятно. Темные ресницы отбрасывали тени на синеватую кожу под глазами. До конца жизни я буду вспоминать о нем, глядя на что-то зеленое. – Надеюсь, в подземном мире тебе будет не слишком плохо, – наконец попрощалась я. – Возможно, Аид даже разрешит тебе отправиться в Элизиум. – Я бы не вынесла мысли о том, что он будет страдать в загробном мире. В нем было столько жизни.
Я не знал, что сказать. Нечасто в этой жизни у меня пропадал дар речи. Даже после катастрофы в Трое я не падал духом.
Гера и Артемида сидели на диване, в то время как Зевс стоял, прислонившись к камину, и не отваживался взглянуть на собственную семью. Он винил себя в смерти Прометея, и ответственность действительно лежала на нем. Рассуждать тут особо не о чем. Он не должен был соглашаться на весь этот бред.
Аполлон старался утешить свою сестру-близняшку. На самом деле богиню охоты непросто довести до слез, но сейчас у нее блестели глаза, хотя она явно пыталась держать себя в руках.
У нас оставалось не так много времени, чтобы скорбеть по Прометею. Как только Иапету станет известно о его смерти, он явится сюда, чтобы заставить Зевса поплатиться за это. На поддержку титанов можно больше не рассчитывать. Вероятно, теперь нам даже придется сражаться на два фронта.
К этому моменту дом просто кишел беженцами. Все, кто был в здравом уме, покинули Митикас. За исключением пособников Агрия, конечно же, и богов, которые не успели вовремя сбежать. Афина стала одной из них. Она отвлекала Агрия, чтобы Геракл и Аполлон сумели увести оттуда раненого Зевса. Аполлон спас нашего отца, пожертвовав ради этого Прометеем. Он никогда себе этого не простит.
Мне на коленку легло что-то теплое, и, опустив голову, я посмотрела в добрые глаза Калхаса.
«Джесс, – раздался у меня в голове голос волка. – Ты видишь Прометея?»
– Конечно, – шмыгнула носом я. – Он мертв, Калхас. Я этого не хотела. Зачем я сказала, что не хочу быть с ним? Почему никто не рассказал мне, в какую игру они играли? Даже ты. – Кейден дважды разбил мне сердце. В первый раз, когда переспал с Робин, а второй – когда предал меня ради исполнения своего эгоистичного желания. Мне бы следовало встать и уйти,
