— Мы не докатимся до такого. Ты станешь знаменитым на весь Нью-Йорк барабанщиком, а я буду заниматься… не знаю, чем-нибудь, что не имеет никакого отношения к форме Конфедератов и виски «Уайлд Токи».
Я старался быть убедительным, но, на самом деле, задумался, что может быть невероятней — что Линк станет известным музыкантом, или что я выберусь из Гатлина.
В моей спальне на стене по-прежнему висела карта, и все места, о которых я когда-либо читал, которые мечтал однажды посетить, объединялись тонкой зеленой линией, вырисовывая паутинку. Каждый день своей жизни я воображал сотни дорог, ведущих куда угодно, лишь бы подальше от Гатлина. Затем я встретил Лену, и карта перестала для меня существовать. Думаю, я не возражал бы застрять где угодно, даже здесь, пока она была рядом. Забавно, как карта вдруг потеряла свою привлекательность, когда я нуждался в ней больше всего.
— Пойду-ка я лучше пообщаюсь с мамой, — прозвучало так, будто я собирался забежать в библиотеку и встретиться с ней в архиве. — Ну, ты меня понял.
Мы с Линком стукнулись кулаками.
— Позже пересечемся. Я пока погуляю тут.
Погуляю? Линк не гуляет просто так. Он напивается и кадрит девчонок, которые бы ни за что не клюнули на него.
— Что так? Неужели ты не собираешься найти новую миссис Уэсли Джефферсон Линкольн?
Линк провел рукой по своему русому «ежику».
— Хотел бы. Знаю, я еще тот идиот, но пока все мои мысли только об одной девчонке.
О той, о которой не следовало бы думать. Что я мог сказать? Я и сам знал, что значит влюбиться в девушку, которая и слышать о тебе не хочет.
— Прости, друг. Полагаю, Ридли не просто забыть.
— Да уж. И вчерашняя встреча все только ухудшила, — он расстроено покачал головой. — Я знаю, ей положено быть Темной и все такое, но я не могу отделаться от ощущения, что все, что между нами было, хоть что-то значило для нее.
— Я понимаю, о чем ты.
Мы парочка жалких лузеров. И хотя я не думал, что Ридли способна на искренние чувства, я не хотел добивать его своими рассуждениями. В любом случае, ему это не нужно.
— Помнишь все то, что ты рассказал мне о том, что Маги и Смертные не могут быть вместе, потому что это убьет Смертного?
Я кивнул — в последнее время это занимало восемьдесят процентов моих мыслей.
— И что?
— Мы не раз заходили довольно далеко, — он подковырнул ботинком газон, оставляя темное пятно на идеально ухоженной лужайке.
— Оставь подробности при себе.
— Я пытаюсь сказать, что не я включал задний ход. Это была Рид. Я тогда подумал, что она лишь развлекается со мной, ну, типа повеселились и хватит, — он начал расхаживать из стороны в сторону. — Но теперь, оглядываясь назад, я думаю, может, я ошибался. Может, она просто не хотела навредить мне.
Очевидно, Линк немало над этим думал.
— Не знаю. Она все равно остается Темным Магом.
Он пожал плечами.
— Да, знаю, но можно и помечтать.
Мне захотелось рассказать Линку о том, что происходит, что Ридли и Лена возможно уже сбежали. Я раскрыл рот, но тут же закрыл его, не произнеся ни звука. Если Лена и наложила на меня заклинание, я не хотел знать об этом.
Я лишь раз навещал мамину могилу после похорон, и это было не на День поминовения — я не мог прийти сюда так рано. Я до сих пор не ощущал, будто она здесь, слоняется по кладбищу как Женевьева или Предки. Я чувствовал ее присутствие только в архиве или кабинете нашего дома. Это места, которые она любила, места, где я мог представить ее, занимающуюся своими делами, в каком бы мире она сейчас не находилась.
Но не здесь, не под землей, на которой, упав на колени и закрыв лицо руками, сидел отец. Он просидел здесь уже несколько часов, и по правде говоря, это заметно.
Я тихонько кашлянул, предупреждая отца о своем присутствии. Казалось, будто я подслушиваю их личную беседу. Он вытер лицо и встал:
— Как ты?
— В порядке, наверное, — я не понимал, что чувствую, но порядком это точно не назовешь.
Он засунул руки в карманы, не отрывая глаз от надгробия. Под ним лежал изящный белый цветок. Жасмин Конфедерации. Я пробежал глазами по витиеватым буквам, выгравированным на камне.
ЛАЙЛА ЭВЕРС УЭЙТ
ЛЮБИМАЯ ЖЕНА И МАТЬ
SCIENTIAE CUSTOS
Я повторил последнюю строку. Я ее заметил, когда был здесь в прошлый раз, в середине июля, за несколько недель до моего дня рождения. Но я приходил один, простоял над ее могилой до полного оцепенения, и к тому времени, как вернулся домой, совсем забыл об этом.
— Scientiae Custos.
— Это на латыни. Означает «Хранитель Знаний». Мэриан предложила. А ведь подходит, не находишь?
Если бы он только знал. Я выдавил улыбку.
— Да. Очень похоже на нее.
Отец положил руку мне на плечо и ободряюще сжал его. Как делал это всегда, когда моя команда из Младшей Лиги проигрывала игру.
— Я очень скучаю по ней. Все еще не могу поверить, что ее больше нет.
Я молчал. В горле словно ком встал, а грудь сдавило так, что я думал, упаду в обморок. Мама умерла. Я больше никогда ее не увижу, сколько бы страниц она не раскрывала в своих книгах, сколько бы не оставляла мне посланий.
— Я знаю, Итан, тебе было нелегко. Я хочу сказать, мне жаль, что весь этот год я не был тем отцом, каким мне следовало быть. Я просто…
— Пап, — я чувствовал, как на глазах собираются слезы, но я не заплачу. Я не доставлю этой городской запеканочной фабрике такого удовольствия. Поэтому я прервал его. — Все в порядке.
Он еще раз сжал мое плечо.
— Побудь с ней наедине. А я пока прогуляюсь.
Я не сводил глаз с надгробия с выгравированным на нем кельтским символом Музы. Я знал этот символ — мама очень его любила. Три линии, олицетворяющие свет, сходились на вершине. Я услышал голос Мэриан за спиной:
— Муза. Это гаэльское слово, означающее «поэтическое вдохновение» или «духовное просвещение». Твоя мама почитала оба понятия.
Я вспомнил символы, изображенные на дверных перекладинах в Равенвуде, на Книге Лун, и на двери в «Изгнание». Эти символы что-то значат. Вероятно, больше, чем могут передать слова. И мама знала это. Интересно, она поэтому стала Хранителем? Или она узнала обо всем от Хранителей, предшествующих ей? У нее было столько тайн, о которых мне никогда не узнать.
— Прости, Итан. Ты, наверное, хочешь побыть один?
Я позволил Мэриан обнять себя.
— Нет. У меня нет чувства, что она здесь. Понимаешь, о чем я?
— Да, — она поцеловала меня в лоб и улыбнулась, вытаскивая из кармана зеленый помидор. Она аккуратно положила его на верхушку могильного камня.
Я оперся на нее и улыбнулся.
