идиот.
— Нет, она думает, что ты спас женщину, на которой собираешься жениться. Даже если это произошло за счет собственной гордости, — она крепко прижала его к себе и толкнула дверь в его спальню. — То, что ты сделал, очень благородно.
— Я ничего такого не делал! — воскликнул он.
Проклятая женщина заставила бы всех в Перекрёстке Мертвеца говорить о том, как граф бродил голым по улицам, чтобы спасти её. И она нашла бы это забавным. Он предположил, что это было немного забавно, но он не позволил бы ей так легко отделаться от этого.
Не оглядываясь, Лютер бросил простыню и подошел к платяному шкафу. Конечно, он был весь в грязи. Но он знал, как выглядел. Уверенный в себе. Сильный. Он гордился своим телом, ради которого много работал, и знал, что ей будет трудно оторваться от него.
Вздоха, эхом прокатившегося по его покоям, было достаточно, чтобы он решил, что они еще не скоро покинут эту комнату. К черту ответственность. Все могло подождать еще немного. Город не сгорел бы, если бы граф побыл с женщиной, которую он собирался сделать своей женой.
Как она называла себя в холле? Он остановился, держа руку на халате в шкафу. Женщина, на которой он собирался жениться. Она думала, что была для него лишь такой?
Нет, так не пойдет. Она должна была знать, что она была для него важнее.
Он натянул халат на руки и на плечи, прежде чем обернуться, возможно, слишком быстро.
— Луна, мне нужно кое-что тебе объяснить, прежде чем между нами что-то случится.
Ее глаза расширились, но она кивнула. Сделала ли она несколько шагов к нему? Как будто она собиралась схватить его, пока он стоял к ней спиной? Обычно он был бы в восторге от этого. И он все еще был. Черт возьми, он хотел ее даже сейчас, но ему нужно выбросить это из головы, прежде чем он отвлечется.
— Да, мне тоже есть что сказать, — она прервала его, добавив. — Я хочу сделать это первой, если ты не против.
О. Что ж, теперь все это звучало довольно серьезно, и он бы предпочел, чтобы они вернулись к милым подшучиваниям. На самом деле, если бы он не сказал то, что должен был сказать, то, скорее всего, взорвался бы.
— Думаю, было бы лучше, если бы я все сказал первым.
— Наверное, нет, — она заправила прядь волос за ухо, и он внезапно разозлился, что не успел этого сделать.
Что было глупо. У них будет много времени, чтобы он заправил каждый локон ей за ухо. Возможно, несколько раз в день, если она позволит ему. Ох, эта женщина заставила его думать как поэта, а он никогда в жизни так не думал. Он не знал, нравилось ли ему это или от этого ему было не по себе.
— Хорошо, — пробормотал он. — Пожалуйста. Говорите, что нужно, и тогда я скажу. Не похоже, что это изменит то, что я скажу.
Она нахмурилась.
— Может, тогда тебе стоит говорить первым.
— Луна! — он сделал глубокий вдох и задержал дыхание, заставляя свое раздражение ослабнуть. — Просто говори.
— Хорошо, — ей явно было не по себе. Луна покачала головой и пробормотала. — Нет, так не пойдет.
Затем она подошла прямо к нему и схватила его за плечи. Он подумал, может, они все-таки не разговаривали, но она подвела его к кровати, усадила, а затем отошла от него на пару шагов.
— Так-то лучше, — сказала она, прежде чем сцепить ладони.
— Ты заставляешь меня нервничать.
— Ну, я нервничаю. Мне никогда не приходилось стоять перед кем-то, у кого я украла очень большую сумму денег, и извиняться, — отрезала она, прежде чем вздрогнуть. — Прости. В любом случае, позволь мне высказаться.
Он взмахнул рукой в воздухе, а затем отклонился на ладони.
— Продолжай.
— Я не должна была ничего брать у тебя, и если бы мне нужны были деньги, я должна была попросить. Я знаю, что мы уже извинились, и повторение этого не изменит того, что я сделала, но мне нужно, чтобы ты знал, что я клянусь никогда больше не воровать у тебя. Ты хороший человек и не должен страдать от опасений, что я возьму у тебя больше или снова сбегу, — она встретила его взгляд, и он с ужасом увидел слезы в ее глазах. — Я знаю, что они принадлежали твоей матери, Лютер, и я знаю, что мы никогда не говорили о ней. Но я бы не хотела, чтобы кто-нибудь забрал что-нибудь, что у меня осталось от моей матери, даже если бы у меня был хотя бы наперсток, который она любила.
О, бедняжка ломалась прямо у него на глазах, и он должен был это остановить. Ей не нужно было знать, что он никогда не был близок с родителями. Что его мать умерла, когда он был очень юн, и даже тогда он мало ее видел. Она была женщиной, которая привела его в этот мир, и все.
Все, что ей было нужно от него прямо сейчас, — это его признание и вера в то, что она больше не будет делать ничего подобного.
— Луна, я думаю, ты сейчас винишь себя больше, чем заслуживаешь. Ты пришла в мой дом с целью, а я какое-то время игнорировала это. Но я знаю, кто ты, и что ты захочешь продолжать это делать, потому что это заставляет тебя чувствовать себя лучше. Ты все еще можешь воровать, но скажи мне, когда ты будешь это делать, чтобы я мог хотя бы помочь тебе.
Она кивнула, глядя в пол.
— Я могу это сделать.
— Хорошо, — затем он пожал плечами. — Мне плевать на украшения. Они принадлежали больше моему отцу, чем матери, и когда-нибудь я расскажу тебе обо всем этом. Ты не должна чувствовать себя виноватой. Я даже не видел старые безделушки с тех пор, как был ребенком.
Луна не переставала его удивлять, и он должен был помнить об этом. Она потянулась к своему корсету, прямо между прекрасными бледными грудями, в которые он влюбился, и вытащила крошечный мешочек.
— Тогда это для тебя, даже если это для тебя уже ничего не значит.
Он не знал, что она ему дала. И как она скрывала это, когда они наслаждались обществом друг друга на крыше? Он снял с нее кожаный наряд и этого не заметил.
Лютер кивнул ей на грудь.
— Неплохой тайник, тебе не кажется?
Она покраснела.
— Он сработал, да?
— Конечно, — ему не нравилась мысль о том, что кому-то придется лезть
