и говорила.
— Я никогда не была в восторге от младенцев. В моих руках она была не в большей безопасности, чем если бы моя бабушка оставила ее на полу, пока шила. По крайней мере, тогда она могла бы заметить, что ребенок не двигается.
— В чем смысл всего этого?
Я прерывисто выдыхаю, все еще глядя на деревья.
— Что из меня получилась бы ужасная мать. Я эгоистична, и упрямая.
— Ты такая. Но так же храбрая и умная.
— За исключением того момента, когда эти Бешенные гнались за мной. Я никогда в жизни так не боялась.
— Страх и храбрость не являются взаимоисключающими.
В своем молчании я вспоминаю тот момент, когда он появился, с какой легкостью он избавился от них.
Как, владея одним клинком, он за считанные секунды уложил еще полдюжины Рейтеров. Чего бы я только не отдала, чтобы не оказаться в чьей-то власти. Не полагаться на то, что тебя каждый раз спасают. Чего бы я только не отдала, чтобы иметь возможность защищаться.
Когда Титус уходит, я переворачиваюсь на другой бок в кровати.
— Подожди.
Он останавливается на полпути и оборачивается.
— Ты воин. Один из лучших, кого я когда-либо видела.
— Ты видела много воинов?
— Мой отец иногда брал меня с собой в тренировочный центр. Он позволял мне остаться, чтобы посмотреть, как тренируются его люди. Я мечтала быть такой же сильной, как они. Так же быстро обращаться с оружием.
— Итак, почему он не научил тебя?
— Мой отец… был хорошим человеком. Со своими недостатками. Он чувствовал, что в женской руке не место оружию.
— Звучит так, как будто он хорошо подготовил тебя к этому миру.
Я даже не хочу думать о том, насколько по-другому все могло бы быть, если бы он это сделал.
— Честно говоря, я не думаю, что он когда-либо представлял, что они бросят меня на съедение волкам. Он работал над своим званием, чтобы обеспечить нам комфортную жизнь в Шолене. Возможно, прямо сейчас он переворачивается в могиле. Или нет. Может быть, он сказал бы мне, что все эти события были последствиями моих действий. Мой отец тоже не всегда был мягок в своей честности.
— Я хочу, чтобы ты научил меня.
— Научить тебя чему? Он скрещивает руки на груди, мышцы натягивают рубашку на его бицепсах и служат еще одним напоминанием о его силе.
— Как сражаться.
— Зачем?
— Что ты имеешь в виду, зачем? Чтобы защитить себя.
— Достаточно просто. Научись бегать быстрее.
— Нет. Владеть ножом, как ты.
Его брови взлетают вверх.
— Значит, ты хочешь убивать.
— Иногда убийство необходимо для защиты, не так ли? И это будет полезно для меня, на случай, если мы снова столкнемся с Ремусом по дороге в Шолен.
— Кстати говоря, по моим оценкам, завтра мы должны быть в пути.
— Мы можем остаться здесь, всего на пару дней, чтобы ты показал мне, как пользоваться ножом. Когда он нахмурился, я продолжаю:
— На днях, с Рейтерами… и мое время, проведенное с Ремусом…. Я чувствую себя очень уязвимой. Это ужасно — быть неспособной защитить себя. Я хочу учиться.
Двигая челюстью, как будто пережевывая просьбу, он отводит взгляд.
— Если это то, чего ты хочешь. Я могу научить тебя.
— Это то, чего я хочу. Когда мы можем начать?
— Когда тебе больше не будет больно.
— Тогда мы начинаем сегодня.
— Тебе нужно время, чтобы исцелиться. Подготовка к бою требует больших физических усилий.
Время исцеления только повергнет меня в состояние ненависти к себе и вины, а это не по мне.
Мысленно я боец. Пришло время стать им и физически.
— Все, что я делала последние несколько дней, это лежала здесь, думая о том, как все могло быть по-другому.
— Не обрекай себя на эту мысль. По-другому могло и не быть.
Нет. Он неправ. Я не сомневаюсь, что многое было бы по-другому, если бы у меня была возможность защитить себя.
— Я каждый день буду осуждать себя за то, что остаюсь слабой и неспособной сражаться.
На поляне за домом Титус указывает на место в десяти ярдах прямо перед деревом.
— Встань там.
По его команде я делаю шаг туда, куда он меня направляет, наблюдая, как он кружит позади меня.
— Будет лучше, если ты сможешь научиться убивать на расстоянии. Его грудь прижата к моей спине, его массивные руки обхватывают меня сзади, поглощая мое тело, когда он поднимает мою руку, чтобы вложить рукоять клинка в мою правую ладонь, затем он толкает мое левое колено.
— Ты выбрасываешь противоположную ногу, которую выставляешь вперед, чтобы не упасть. Грохот его голоса в моем ухе немного отвлекает, пока он размещает мои конечности там, где они должны быть.
— Используй верхнюю часть тела.
Киваю — это все, что я могу сделать, чтобы не обращать внимания на то, как его грубые мозолистые руки касаются моей кожи, когда он берет меня за запястье. То, как мои кости могут легко сломаться в его хватке, когда он отводит мою руку назад.
Когда его другая ладонь ложится на мой живот, я резко втягиваю воздух от соприкосновения, и он опускает руку.
Покачав головой, я возвращаю его руку туда, где она была, поворачивая голову ровно настолько, чтобы почувствовать его теплое дыхание у своего уха.
— Я в порядке.
Он отпускает мою руку для броска, чтобы вытянуть мою руку без броска, ударяя по моей ладони тыльной стороной своей.
— Используй эту руку для инерции. Снова беря мою руку с ножом, он проводит пробный бросок для демонстрации, и я киваю.
Расположившись как и прежде, он отводит мою руку назад и выбрасывает ее вперед с достаточной силой, чтобы лезвие вырвалось из моей хватки. Сила в его руках почти отбрасывает меня вперед, но его хватка на моем животе удерживает меня прижатой к нему. Клинок отлетает в сторону от дерева.
— Снова. Толчок сзади — это мой сигнал собрать выпавший нож, и когда я возвращаюсь на свое место, он восстанавливает мои руки и ноги, поднимая мою импульсную руку немного выше, чем раньше.
— Еще раз. Представь, что это дерево — Рейтер, который напал на тебя.
Мысль об этом наполняет меня решимостью, только на ум приходит не Рейтер, а Ремус. Воспоминание о том, как он связал меня и бил кнутом, пока у меня не пошла кровь. Я скриплю зубами, и вместе мы бросаем его снова.
Еще один промах, но ближе к цели, чем предыдущий.
Я бросаю его снова. И еще раз. Еще дважды. После этого полдюжины раз. Каждый промах только разжигает мой отказ сдаваться. И каждый раз, когда я возвращаюсь на свою позицию после того, как подобрала упавший клинок, Титус находится рядом, чтобы изменить мое положение и направить следующую попытку. Он терпелив так, как никогда не был терпелив мой собственный отец, поощряя меня взять себя в руки и
