С последней нотой воцаряется молчание. Все думают о жизни, о любви и прочих важных вещах: разбитых, смятых, поруганных и все-таки уцелевших.
Пара тихих хлопков переходит в шквал аплодисментов и криков.
Пальцы певца бегают по струнам – он будто пытается вспомнить знакомый мотив. Наконец ему это удается, и он затягивает легкую попсовую песенку. Люди покачиваются, подпрыгивают в такт и наполняются радостью.
Наше пение и рядом не стояло с тем, что я слышала в обители. Многие даже в ноты не попадают, куда уж нам до совершенных ангельских мелизмов. Но мы вместе! Фанатики со своими знаками прощения, уличные банды на подвесных тросах полуразрушенного моста, ожесточенные борцы за свободу, мирные жители с детьми на плечах. Воспоминание об этом я пронесу через всю свою жизнь. Не важно, как долго она продлится.
Я закрою его в ментальном чулане, в котором оно пролежит хоть целую вечность. В этой каморке нет ничего хорошего, но она довольно надежна, что весьма кстати – мне не хочется терять это волшебное чувство. Возможно, мы все собрались так в последний раз. Возможно, это закат человеческой эры.
И тут я слышу...
То, перед чем благоговела. То, чего ожидала.
Низкий утробный гул. Нарастающий ветер.
Очень близко. Туман приходит в движение.
Это они.
Их тела заслоняют небо, тысячи крыл сдувают прочь облака. Либо туман помешал нам их раньше заметить, либо все смотрели на сцену, позабыв про опасность.
Динамики оживают. Пошел обратный отсчет. Для публики это сигнал бежать в укрытие, для нас – занимать боевые позиции.
- Пять…
Пять?! Мы же должны начинать с двадцати пяти?
Драгоценные секунды уходят, пока все пытаются сообразить, что произошло, почему времени меньше, чем было оговорено.
- Четыре…
Начинается давка: люди толкаются и паникуют. У зрителей и конкурсантов есть только четыре секунды, чтобы спуститься под мост, под которым мы растянули огромную сеть.
А парнишка с гитарой продолжает свою игру: ни библейский потоп, ни ангелы апокалипсиса, ничто не помешает его звездному часу. Он завершает ритмичную композицию и переходит к романтической балладе.
- Три…
Как же мне хочется побежать вместе со всеми. Но я остаюсь на месте, затыкаю уши сверхмощными берушами, наушники при этом не трогая. Я вижу как другие – по краям сцены, и на балках, и подвесных тросах – проделывают те же манипуляции.
- Два…
Слишком много людей. Сеть может не выдержать столько народу. Крики, топот, ужас – настоящий хаос.
- Один…
Толпа исчезает за спинами вооруженных людей в камуфляже. Все готовы.
Орда саранчи вырывается из тумана, обнажая зубы и выпячивая жала.
Саранча?!
Но где же тогда ангелы?
Пули градом сыплются на саранчу, но мы с таким же успехом могли бы палить в облака. Должно быть, скорпионы клюнули на приманку для ангелов – вот почему они здесь.
Незваные гости приземляются на четвереньки. Выстрелы не прекращаются ни на секунду, а к обороне подключается наземная команда.
Рядом опускается саранча и направляет на меня свое ядовитое жало. Я вынимаю ножи.
Руки на автомате взлетают вверх, и я наношу удар за ударом. Я бы все отдала сейчас за Мишутку.
Эта мысль приводит меня в ярость. Я же сама отдала его Раффи.
Еще один взмах.
Жало уходит от лезвия.
Мой противник всерьез намерен меня прикончить. Скорость, с которой он орудует хвостом, наталкивает на мысль, что в своей доскорпионьей жизни этот парень был богом чечетки.
Прошла лишь пара секунд, а я уже обливаюсь потом, пытаясь атаковать и уходить от ответных выпадов одновременно. Но эти никчемные ножечки ни на что не годятся. Они только злят саранчу.
Я делаю разворот и выполняю свой лучший удар с боку. Ступня врезается в колено врага, раздается хруст.
Саранча визжит и заваливается в сторону – сустав сломан.
Я наклоняюсь и с усилием бью по здоровой ноге – монстр падает на землю.
- Стойте! – Моя сестра бежит в центр моста, крича на сопротивленцев.
Саранча прикрывает ее с флангов.
Это зона военных действий - пули свистят над головами. Но она продолжает бег, раскинув руки в примиряющем жесте. Тело наливается свинцом, стоит мне это увидеть.
- Стойте!
Не знаю, кто замирает первым – наши солдаты или скорпионы – но обе стороны, прекратив борьбу, устремляют взгляды на Пейдж. Я в потрясении – и даже с надеждой – смотрю на то, как моя сестра прекращает кровавую бойню одной лишь силой убеждения.
Но я не знаю, что будет дальше, потому что рядом с ней приземляется гигантская саранча.
Белесая прядь в волосах, безумие на лице – эту тварь я узнаю. Но теперь Раффи не с нами и некому поставить ее на место. Скорпион хватает питомца Пейдж и поднимает над головой, тот извивается и хнычет как дитя.
- Нет! – Пейдж тянется за ним руками, как малышка за отнятым задирой мячом.
Седая Прядь резко опускает саранчу на колено, тем самым ломая ей спину.
- Нет! – кричит Пейдж. Ее лицо, покрытое швами, наливается кровью, на шее от напряжения проступают вены.
Злобный скорпион отбрасывает поверженного противника, и, игнорируя мою сестру, медленно идет к нему.
Раненая саранча подтягивается на руках. Она пытается отползти от мучителя, волоча за собой ноги.
Самодовольная скотина собирает аудиторию, наслаждается шоу. Седая Прядь отстаивает лидерский статус, наглядно демонстрируя, что бывает с теми, кто смеет бросать ему вызов.
А значит, ему придется убить Пейдж.
Я бросаюсь к сестре, петляя между зеваками. В воздухе полно саранчи, но больше никто не сражается. Док предупредил, что часть роя может выступить на нашей стороне. Все выглядят растерянными. И люди, и саранча замерли, наблюдая за трагедией на мосту.
Пейдж морщит личико, глядя на то, как ее беспомощный питомец тащит себя по асфальту, неспособный шевелить ни хвостом, ни ногами. Она начинает всхлипывать.
Слезы выводят Прядь из себя. Он взмахивает хвостом, целясь в мою сестру.
Я слышу собственный крик. Каждый раз, когда Пейдж побеждала в драке, на ее стороне был эффект неожиданности. Но сейчас все по-другому. Седая Прядь видит в ней угрозу и жаждет ее смерти.
И тут кто-то кричит в микрофон:
- Они здесь!
Темное облако саранчи приходит в движение: кружит над мостом, заслоняя обзор на небо. Но между жал и стрекозиных крыльев я замечаю силуэты иной формы.
Время кровавой охоты.
