— Просто отпустила? — неприятные слова резанули. — А ты уверена, что я этого хотел?
— Нет, — спокойно покачала головой, — не уверена. Но знаю одно наверняка: альфа клана — прайм, никогда не останется с человечкой. Такого не может быть, потому что быть не может. Это насмешка, издевательство над обоими. А я не хотела делать больно ни тебе, ни себе. Поэтому предпочла окончательно исчезнуть.
— Волчица меня так и не простила? Она меня ненавидела?
— Да, — глядя в глаза, не скрыла тяжелой правды, — до самого конца, до самого последнего вздоха.
— А ты? Ты сама тоже меня ненавидишь?
— Нет, — Таня улыбнулась, и в глазах будто лучики света засияли, — у меня нет к тебе ненависти. Я… я тебя люблю, как и раньше, — призналась спокойно, без тени смущения. — Несмотря ни на что, и, наверное, уже никогда не излечусь от этой болезни. И дело не в истинных парах, не в волчьей связи. Здесь не при чем особенности любви между оборотнями. И нет никакой звериной подоплеки. Дело во мне, в нас. И когда моя волчья сущность исчезла, унеся с собой всю ярость, боль и негатив, мне стало легче дышать. Я стала счастливее, оставшись наедине со своими мыслями, эмоциями. Лучше быть одной, отказаться от всего, чем жить, разрываясь на части. Возможно, мое желание было эгоистичным, но… я просто хотела для себя немного спокойствия и счастья.
Она сидела напротив меня и говорила такие невероятные вещи, что я не дышал. Хотел и не мог, боясь, что любой шорох спугнет мираж, разрушит проникновенность момента, а в голове, в ушах пульсировали ее слова: я тебя люблю. Вот так просто, несмотря на все, что я сделал, несмотря на то, что столкнул нас в самый низ, разорвал то светлое, что между нами было.
— Тань, я…
— Не говори ничего, не надо, — остановила она меня, — твои слова ничего не изменят, не исправят. Я хочу, чтобы ты знал, несмотря на свои чувства, я не хочу тебя связывать, давить на твою привязанность. Чего-то требовать, ждать. Мы теперь из разных миров, и нам больше не по пути.
— Таня.
— Руслан, ты и сам это знаешь. Я больше тебе не пара, ты должен это понимать.
— Я ничего не собираюсь понимать! Ерунда все это! Неужели ты думаешь, что мое отношение поменяется из-за того, что больше не можешь обернуться?
— Поменяется, — кивнула убежденно, — поверь. Ты сам не сможешь нормально жить, потому что внутри разлад. Твой волк тоскует, ему плохо. Я даже сейчас это вижу, чувствую. Ему мало одной меня.
— Долго речь готовила? — процедил сквозь зубы. Как она может знать, что мне надо? Чего мне мало, а чего не хватает? Это мое дело, мои проблемы, и я с ними справлюсь!
— Нет. Вообще не готовила, — повела плечами, — просто говорю, что думаю.
— Неправильно ты думаешь!
— Не начинай, Руслан, пожалуйста!
— Ну уж нет, дорогая моя, ты выслушаешь меня, хочется тебе того или нет. Я люблю тебя и хочу с тобой быть. Мне все равно, что ты там себе напридумывала, какие барьеры воздвигла из благородных побуждений. Это все хрень собачья. Я тебя нашел, и я никуда не уйду. Ты моя! Была моей и останешься! — даже полегчало, когда вслух это все сказал. Моя! А все остальное неважно.
— Ты просто не понимаешь, о чем говоришь, — упрямо покачала головой, — не понимаешь. Ты не выдержишь, Руслан, поверь мне. Не сможешь быть со мной, всегда ощущая боль в груди, пустоту там, где раньше билось сердце. Рано или поздно тебе захочется уйти, спрятаться от самого себя, заглушить боль, проникшую в каждую клеточку. Эта боль не нужна. Ни тебе, ни мне. А в том, что в итоге будет больно, я не сомневаюсь.
Спорить с ней было бесполезно. Она не собиралась доказывать свою правоту с пеной у рта, не хотела во что бы то ни стало переубедить меня. Нет. Она просто все решила для себя, и это было гораздо страшнее.
Благородство в итоге обернется крахом, а я не могу этого допустить, потому что мы и так на самом краю. Снова балансировали над пропастью. Больше я не позволю нам сорваться вниз.
Глава 18
Притянул ее к себе, впиваясь поцелуем в мягкие губы, сходя с ума от любимого вкуса. Таня попыталась вывернуться, уперлась руками в плечи, отталкивая от себя, но с каждым мигом сопротивление слабело. Вздохнув судорожно, сама ко мне потянулась, шею руками обвивая, ластясь голодной кошкой. Кровь в висках стучала, сердце грохотало ненормально, когда за собой ее к постели потянул.
— Ты же понимаешь, что это ничего не изменит, — хрипло спросила, в глаза заглядывая, — это просто…
— Молчи, — прошептал, не в силах остановиться, — просто молчи.
Она привстала на цыпочки, прижимаясь доверчиво, и больше ни слова не сказала. Слова нам были не нужны, они больше ничего не значили…
* * *
Проснувшись ни свет, ни заря, долго лежал в постели, смотря за спящую Таню, рассматривая умиротворенное лицо, разметавшиеся по подушке волосы. Самая прекрасная картина на свете. И утро самое замечательное за последние пару лет. Осторожно, стараясь не разбудить, поправил русую прядь, бережно сдвигая ее со щеки. И сердце от нежности защемило, от любви, которую испытывал к этой девушке. На что я готов, чтобы быть с ней, чтобы сделать ее счастливой? Ответ до невозможности прост — на все. Я готов на все. В голове зрело сложное решение. Такое, что перевернет всю нашу, а точнее, мою жизнь. Рядом с ней испытывал умиротворение, но вместе с тем откуда-то из глубины поднималась волна отчаяния, тоски, обреченной безысходности — это мысли волка, его эмоции.
Таня была права. Ему мало одной ее. Ему нужна волчица, которой больше нет, и обратно не вернешь. Он задыхался от беспомощности, от необратимости случившегося. Отвратное чувство.
— Ты чего не спишь? — прошептала, сонно прищурившись.
— Не знаю, — улыбнулся чуть заметно, продолжая ее рассматривать.
— Сколько времени?
— Еще только пять. Спи.
Таня кивнула и ближе подвинулась, обвила руками, уткнулась носом в бок и засопела мирно, а я так и продолжал лежать, оглаживая ее взглядом, все больше убеждаясь в правильности сложного решения…
Снова проводил ее до работы. В этот раз шли, держась за руки, разговаривая о несущественном. Было одновременно сладко и горько. С одной стороны — волк, поникший, несчастный. С другой — Таня, хоть и улыбавшаяся, но уверенная в том, что ничего у нас не выйдет, что вместе нам не быть. Ее это спокойное смирение, готовность отпустить, просто убивала, ломала изнутри, дробила кости. Она ошибалась, и я ей намерен это доказать.
Поцеловав меня, она скрылась в недрах книжного магазина, а я, подняв повыше воротник куртки, бодро пошел прочь. Мимо неказистых домов, мимо сонных прохожих, мимо маяка на фоне тусклого неба. Долго шел по каменистому берегу, слушая, как волны накатывают с рокотом, со стоном, то воя диким зверем, то шипя змеей. Холодные брызги уже давно пропитали одежду, но я не чувствовал холода. Ничего не чувствовал, кроме стальной решимости.
Волк совсем притих, забился в угол, с опаской ожидая моих действий. Мне хотелось кричать: сделай что-нибудь, чтобы переубедить меня, придумай, как вернуть грифельную волчицу! Он лишь слабо скулил в ответ.
Наконец, я вышел на пустынный песчаный берег, занесенный бурыми остатками водорослей. Море здесь притихло, робко пенились вершины скромных волн, набегавших на песок. Гул сменился загадочным шепотом, и даже крики птиц звучали приглушенно. Небо хмурилось свинцовыми разводами, а в воздухе, наполненном свежестью, улавливался запах дождя.
