Менлим не станет убивать Ревика, потому что Ревик до сих пор к нему привязан.
«Войти через выход…»
Я стиснула зубы и сосредоточилась опять на Ревике.
— Я даю тебе прямой приказ, — произнесла я. — Я приказываю тебе отступить, Ревик. Отступай и выходи оттуда. Немедленно.
Ревик сжал челюсти, уставившись на меня, в камеру.
Я видела, как в его глазах отразился зеленоватый свет стен, затем осознала, что где-то в эту паузу его радужки вспыхнули, и он по-настоящему активировал телекинез, пока слушал мои слова.
Только позже до меня дошло, что он пришёл туда с пистолетом.
Он не хотел убивать её телекинезом. Может, использование телекинеза казалось слишком личным. Может, в применении его света было что-то интимное.
Это также заставило меня понять, что какая-то его часть тоже не хотела убивать Касс.
Пока я думала об этом, Ревик опустил пистолет вдоль бока.
Я даже не видела, когда он повторно поднял его.
Когда он посмотрел в камеру в следующий раз, в его прозрачных глазах полыхала ярость. Я чувствовала, как все на виртуальном канале задержали дыхание, пока он смотрел на меня. Даже Касс, похоже, понимала, что лучше не встревать, потому что она не хуже всех остальных знала — даже после моих слов Ревик запросто может спустить курок.
Глядя на него, я осознала, что он может никогда не простить меня за это.
Посмотрев мимо него, я увидела, как Касс наблюдает за ним, стоя на полу и держа перед собой скованные цепями руки. Увидев маниакальное, почти восторженное выражение на её лице, я тоже задалась вопросом, что же я делаю. Зачем я оставляю её в живых?
На каком-то более тёмном, стратегическом уровне я знала, что мне наверняка стоит разрешить ему сделать это.
Мне стоит разрешить им убить её.
Ошибочно было оставлять Дитрини в живых, не позволять Ревику убить его… или, чёрт подери, надо было самой всадить ему пулю в мозг, пока была возможность.
То была моя ошибка и, возможно, ошибка Балидора, но не Ревика. Он убил бы разведчика Лао Ху. Он убил бы его на лодке перед отъездом из Сан-Франциско и бросил его тело в море.
Если я подвергну их всех риску из-за Касс, это тоже будет моей ошибкой.
Я это понимала.
Я это понимала, но всё равно не могла заставить себя сделать это.
Раздражаясь, я смотрела в злые глаза Ревика и пыталась решить, почему. Если отбросить в сторону ностальгию, если не держаться за прошлое, почему я не могла её убить? Каждая логическая нить в моём сознании говорила мне, что Ревик прав, что поступить так будет правильно. Когда я не позволяла себе думать о Касс, моей лучшей подруге Касс, с которой я росла ещё с детского сада, то мой логический разум говорил, что такой поступок будет правильным.
Но в моём свете жил ответ «нет».
Нет, настаивал мой свет. Нет, это не могло закончиться так. Я, Джон и Касс росли, вплетаясь в жизни друг друга… семья Касс, Джек, все ссоры и поздние вечеринки и костры на Бейкер-бич. Ревик, Джон и Касс в той горной тюрьме, освобождение Териана из той капсулы на орбите руками Касс, плен Касс у Тени…
Это не могло закончиться так.
Я этого не допущу.
Я знала, что там жила семья, выходящая за пределы любви, воспоминаний и того, что мы пережили в детстве. Может, даже та идея Четвёрки, которая ускользала от меня по сравнению с Ревиком и Терианом, наконец-то проникла в мой свет. Признав это, я поняла.
Я поняла настоящую причину, по которой я не могла этого допустить.
Не только Элли не хотела её убивать.
Мост во мне тоже не станет её убивать.
Та часть меня, которой Вэш призывал доверять, уделять внимание, даже когда она хотела или требовала от меня нелогичных вещей… та часть меня хотела, чтобы Касс жила. Для той части меня сентиментальная привязанность не играла никакой роли.
— Я повторяю приказ, — сказала я Ревику. — Не заставляй меня повторяться в третий раз.
В этот раз все эмоции ушли из моего голоса.
Остался лишь Мост.
Должно быть, Ревик тоже это услышал.
Когда он в этот раз сердито уставился в камеру, ярость в его глазах внезапно похолодела. Но он повернулся и опустил пистолет, когда Рэдди наконец-то прокрутил наружное колесо, чтобы отпереть дверь. Только тогда до меня дошло, что бывший Повстанец всё это время уклонялся от моего приказа, предположительно чтобы дать Ревику время закончить работу.
Взглянув на Балидора, я увидела насторожённость в глазах видящего средних лет.
На моих глазах он принял более расслабленную позу, его лицо и серые глаза почти ничего не выражали, когда он провёл рукой по своим каштановым волосам. Однако я ощущала в нём нервозность, когда я скользнула взглядом мимо него, мельком сосредоточившись на Вреге, затем на Джоне. Только увидев отражение в их более выразительных глазах, я осознала, что мои радужки светятся.
— Шоу окончено, — сказала я им, затем резко показала на Рэдди. — Я хочу, чтобы его сменили на посту, — сказала я Врегу. — И разжаловали в звании. Он больше не будет работать на этой станции.
Я видела, как Джон вздрогнул, затем тоже покосился на Рэдди.
Врег лишь кивнул, поднимая ладонь в уважительном знаке Моста.
— Как прикажешь, Высокочтимый Мост.
Я почувствовала, как стиснулись мои челюсти, когда я ощутила рябь от его слов, пронёсшуюся по комнате.
Раздался скрежет металла, и Ревик тут же вышел из открывшейся двери. Он подошёл ко мне и остановился. В его глазах жила та холодная злость, и он отказывался опускать взгляд. Краем глаза я видела, как Рэдди поворачивает колесо, чтобы запереть тяжёлую дверь, и уловила отголосок злости в свете бывшего Повстанца из-за того, что я только что сказала Врегу.
Однако моё внимание неотрывно было приковано к Ревику.
Кивком головы указав на коридор, ведущий к нашему отделению резервуара, я заговорила, сама ещё не осознав своё намерение и по-прежнему используя тот тон Моста.
— Ты останешься под арестом в резервуаре, — сказала я ему. — Это тоже приказ.
Воцарилась тишина.
В этот раз она охватила всю станцию охраны.
Я не смотрела на остальных и ощутила их совокупную реакцию, будто все резко втянули воздух. Сильнее всего я почувствовала Джона, и не только из-за связи, которую мы делили. Шок выплеснулся из его света в сочетании, возможно, со страхом.
Я не смотрела ни на него, ни на кого-то другого.
Я сосредоточилась исключительно на Ревике.
Его глаза дрогнули, вероятно, от удивления, но это выражение пропало так быстро, что я даже не могла точно сказать, не померещилось ли мне — хотя я, кажется, почувствовала эту дрожь в его свете. Удивление явно не было тем, что отразилось на его лице, когда я осознала эмоцию в его глазах или сумела дать ей название.
В моём сознании мелькнул разговор, который состоялся между нами в другом ангаре, на базе Повстанцев в горах. Пожалуй, именно тогда я в последний раз видела в его прозрачных глазах нечто схожее с тем, что видела сейчас.
Я знала, что он оценивал меня как оппонента, а не как жену.
Выражение в его глазах было отстранённым, почти бесстрастным, но я чувствовала там эмоциональную подоплёку, хоть она и всё сильнее отходила от его действительной оценки.
В некотором отношении этот взгляд напугал меня сильнее, и не только потому, что сейчас я полностью видела в нём своего любимого мужчину. В этом взгляде он знал меня, и я смотрела, как он убирает все эмоции из своих мыслей, заменяет их логикой, и на поверхности его светлых глаз маячила лишь стратегическая отстранённость.
Мои челюсти сжались, когда я ответила на этот взгляд.
Однако я не отвела глаза.
В итоге это сделал он.
В те же несколько секунд он поклонился мне, нарочито опустив голову и одной рукой показывая символ Моста. Он безупречно отдал честь, не допустив ни капли сарказма, возмущения или даже иронии.
Однако от моего внимания не ускользнуло то, что исходило из его света.
И видящие на станции тоже это заметили.
