проводить, у него головные боли, например, начнутся или понос.
– Очень нехороших, – процедил наконец мужчина. – Вам не понравится.
Мне стало жутко: Амалия же могла и что-то похлеще болей в животе заложить в зелье. Не знаю, возможно ли такое, но, если проректор говорит, что мне не понравится… Может, разнесет Радагата? В прямом смысле, прямо по углам.
– А вы не можете просто выпить противоядие? – уточнила я. – Это же зелье, должно быть что-то для противодействия ему.
Проректор открыл глаза, но на меня старательно не смотрел. Я вконец почувствовала себя ненужной – чувствовалось, что проректору неприятно находиться в одном со мной помещении.
– Ритуал. Нужно провести ритуал. Я могу это сделать, но не сейчас, – неохотно ответил Радагат. – Вообще, мой организм сам сжигает любую заразу, – слово меня неприятно покоробило. – Но ему для этого нужно время.
– То есть в любом случае все упирается во время, – подытожила я.
– Да, и это время нам нужно проводить вместе.
Мы помолчали: я при этом глядела в окно, а куда смотрел Радагат, не знаю и знать не желаю, ясно же, что куда угодно, но не в мою сторону. Не зная, что дальше делать, я решила паузу заполнить, к тому же повод был вполне даже приличный.
– Мсье Виррас, я хотела вас кое о чем попросить. И моя просьба как раз будет соответствовать нашим планам проводить больше времени вместе.
– Слушаю.
– Научите меня делать хорошие щиты, – я искоса взглянула на проректора, удостоверилась в том, что он наконец-то обратил на меня внимание, и уткнулась взглядом в пол. – Чтобы я могла нормально участвовать в соревнованиях.
– Мне кажется или мы вчера это уже обсуждали? – рявкнул Радагат.
– Вы ошибаетесь, – заверила я проректора. – Мы не обсуждали, вы просто ругались на меня, а я молчала.
Так как в ответ я ничего не услышала, то опять повернулась к проректору. Мужчина растерянно смотрел на меня.
– Вам нечего было сказать, значит, мы все обсудили, – ответил наконец Радагат и вновь принял свой невозмутимый вид.
– Но это же нечестно! – возразила я. – Вы же понимаете, что без вас я не справлюсь?
– Понимаю, потому и запрещаю участвовать. Более того, если вы все-таки выйдете на поле, то точно будете посажены под домашний арест.
– Так нельзя! – Я почувствовала, как на глазах закипают слезы. На какую-то краткую секунду мне захотелось, чтобы опять напало безумие и я смогла разнести этот кабинет безо всяких угрызений совести.
– Вы вообще понимаете, насколько это опасно? На отборочных играх подбираются команды, примерно равные по силе, в дальнейшем это не требуется. Но даже на отборочных возможны тяжелые травмы. Мы не можем предусмотреть все, да это и не входит в нашу задачу.
– Так я как раз и прошу обучить меня защите!
Слезы душили меня, голос срывался, но именно сейчас мне хотелось выглядеть взрослой и уверенной – проректор и так не воспринимал меня всерьез.
– Тиррос!
– Мсье Виррас!
– Лилиана!
– Радагат!
Проректор осекся, глаза его принялись чернеть, а я покраснела: одно дело – называть преподавателя по имени в кругу друзей, и совсем другое – сказать это в лицо. Слезы сдерживать не удавалось совсем – обида и злость были изначально, а теперь еще добавились смущение и досада. Потому я бросилась к двери, на бегу едва успев пробормотать: «Извините».
– Все нормально? – спросил Таматин, когда я вернулась в аудиторию. Я неопределенно качнула головой.
– В этой дурацкой академии ничего не может быть нормальным, – слезы высохли, пока я бежала по коридору, но в моем голосе явственно слышалась горечь.
С Хантером мы встретились на обеде. Он извинился передо мной за произошедшее ночью и пообещал, что такого больше не повторится. Как Хантер может отвечать за свою сумасшедшую бывшую, не знаю, но обиды на него точно не держала. В конце концов, он пострадал похлеще меня.
– Ты больше не влюблен в меня? – я улыбнулась, когда заметила на лице Дангвара возмущение.
– Не дождешься! – твердо ответил парень. Лисса довольно посмотрела на меня и подмигнула. – У нас есть еще время до занятий, не хочешь прогуляться?
Я хотела бы повторить причины Пятой Гражданской войны, чтобы не опозориться перед Визирио Риссом, но с Хантером нам предстояло серьезно поговорить, и хорошей оценкой пришлось рискнуть. В принципе для меня это норма – в последние дни я и вовсе забросила учебники.
На улицу мы выходить не стали: куртку я с собой не брала, а мерзнуть, хоть и с обворожительной улыбкой на лице, не желала. Потому мы решили прогуляться по оранжерее. Умная мысль пришла в голову не только нам: оранжерея в принципе была местной достопримечательностью, которая интересовала студентов исключительно в холодное время года. Летом в эту часть академии заглядывали лишь некоторые целители – этим всегда какие-то травки нужны, которых на улице сейчас не найти.
Чтобы не смешивать прогуливающихся и занимающихся делом студентов, оранжерею разделили на несколько зон. Одна была предназначена для отдыха и любования красотой: вьющиеся цветущие растения формируют подобие беседок, в которых можно присесть и насладиться волшебными ароматами и яркими красками, в этой зоне всегда можно застать целующиеся парочки. Вторая отводилась для занятий земляных магов: здесь они учатся ювелирной работе по выращиванию разного вида растений для сдачи зачетов. В третьей выращивали редкие травы, необходимые для разного рода зелий целителей и знатоков. Все три зоны были связаны, плавно переходили одна в другую, и на первый взгляд границы между ними были незаметны.
Мы с Хантером не стали занимать беседку, а принялись прогуливаться по узкой дорожке в третьей зоне, даже знатоки сейчас отдыхали, и мы никого не встречали. Парень что-то рассказывал мне про то, какие «отличные» ощущения от снятия приворота, а я размышляла, как же мне лучше сказать о том, что нам придется отказаться от соревнований. Когда нужные слова удалось подобрать, Хантер сначала решил, что я пошутила, а когда понял, что говорю всерьез, остановился и удивленно посмотрел мне в глаза:
– Но это же была твоя идея.
Я низко опустила голову. Идея-то моя, да только вначале я была уверена, что ничего сложного в этих соревнованиях нет, а потом хотела уговорить проректора научить меня хотя бы каким-то щитам. Ни один из моих планов не сработал, и следовало это признать.
– Хантер, дело в том, что я не умею управлять своей силой.
Дангвар хмыкнул:
– Если бы умела, зачем бы здесь училась. Не переживай, я отлично понимаю, что ты звезд с неба не хватаешь. Будешь стоять в паре с Олефом или Эдитом, и простеньких щитов будет достаточно. В первый год участия от нас даже многого не ожидают.
– Ты не понял, – я даже зажмурилась, боясь признаться. – Я делаю настолько слабый щит, что он даже ветра не выдержит, хотя из этого же ветра и состоит. Если честно, на этих соревнованиях я только бегать смогу, уж этому меня Каракат научил.
