Не надо безупречно.
Надо — так, как ступают ноги и так, как велит сердце. Слушай, как дышит и как живет твоя партнерша и веди ее в такт своему дыханию. Танцуй как любишь, лети на свет.
Каждый урок Ары Деннитсон, данный Флаю просто из любви к искусству, проклюнулся ростком и вырос — и, встав напротив Тони так, как показывала девушка на репетиции всего несколько минут назад, он не думал, что будет сложно. Ведь не сложно жить, дышать и любить?
Он встал напротив Тони, ожидая, когда зазвучит музыка — по правилам, на индивидуальном выступлении звучала подобранная танцорами мелодия, а не та, которую выберут организаторы. И первые же аккорды заставили вздрогнуть и откатиться назад, во вчера, в душное помещение склада, кое-как оборудованное под танцевальный зал.
Эту песню явно выбирала не Тони. Она терпеть не могла «Вспышку».
Моя любовь как терпкое вино,
От года год все слаще и хмельней…
Флай на секунду едва не потерял сознание. Что-то черное и страшное застило взгляд, и он перестал видеть, слышать и чувствовать. Только и смог, что протянуть руку. Тони коснулась его пальцев кончиками своих, и Флай обрел ориентир. Что с того, что он ослеп? Он продолжал дышать и любить наперекор страшной музыке, пытавшейся раздавить его… как муху. Он не даст плечам согнуться под этим давлением и не даст своему полету прерваться.
Не надо безупречно.
Надо просто — идти, повинуясь зову души, лететь на свет, даже зная, что там ждет смертельный огонь, и самому не погаснуть, не опасть кучкой пепла.
— Что с тобой? — сквозь музыку пробился тихий голосок Тони, когда в танце он прижал ее к груди.
— Все хорошо.
— Попросить прервать выступление? Тебе плохо? — через секунду, когда новый виток заставил девушку прильнуть к нему.
— Танцуем, Тони.
Он не помнил и не видел ни ее, ни себя. Не знал, сколько сделал ошибок и сделал ли вообще. Он только видел огонек, навстречу которому летел отчаянно и слепо. Мелодия взлетала под потолок, кружила их обоих в смертельно опасном танце, и под конец Флай понял: если не ударит, не погасит его крылом — то сгорит. Но если ударит — тогда погаснет манящий, красивый, легкий огонек, на который его несли крылья. И он не ударил — он обнял, чтобы сохранить, пусть ценой собственной жизни. Они упали оба, упали красиво, словно сорванные ветром кленовые листья, и музыка, наконец, закончилась. Как раз вовремя. Зайди она на второй круг, как на складе — и Флай бы точно сошел с ума.
А так он только лежал, дышал и радовался, что живет, а вместе с ним живет под его грудью маленький, но неугасимый огонек.
Зрение вернулось вместе с оглушающими аплодисментами и голосом Тони. Перед глазами все плыло, и только сияющие глаза девушки были отражением того самого потаенного огня, который вел его в темноте.
— Флай, все уже, отпусти меня, балда! Ты не должен был падать сверху, я должна была целовать твои туфли.
— Еще чего, — вставая с пола, буркнул он.
И пошатнулся — в ногах жила скрипичная боль, в голове тяжело пульсировали ударные, по всему телу кряхтели расшатанные фортепианные клавиши.
— Ох, — сказал Флай. — Кажется, все-таки перестарался.
— Скажи честно: от врача ты попросту удрал, не закончив сеанса, — сквозь улыбку, не забывая кланяться зрителям и посылать воздушные поцелуи жюри, сказала Тони.
— Ага, — тоже улыбаясь, кивнул Лид. — Ты же позвала меня сама. Помнишь?
— Я тебя прибью, — пообещала Тони, делая книксен.
Осталось лишь дождаться результатов. И, едва жюри выставило по пять баллов каждый, Флай прикрыл горящими веками усталые глаза.
— Победа?
— Возможно, — шепнула Тони.
Они удалились с площадки и до самого окончания соревнований сидели в кладовке за гримеркой, обнявшись и не желая никого видеть. Они прятались. Флай бы не выдержал, если бы к ним понабежали какие-то люди со своими чувствами, мыслями, восторгами или неприязнью. С Тони ему было хорошо: ее только беспокоило, в каком состоянии он оттанцевал индивидуальное выступление.
А с другими он бы, наверное, сломался.
«Не ожидал, что услышать эту музыку будет настолько тяжело, — подумалось Флаю. — Надеюсь, это вскоре пройдет!»
Когда настал момент всем парам-участникам собраться в зале для объявления финалистов, Лид уже немного пришел в себя, оправился — настолько, что собственный страх перед музыкой стал казаться смешным. В самом деле, чего он испугался? Всего лишь арзала, королева танца, страстная и кипучая. Если уж и падать в обморок, подобно чувствительной и хрупкой барышне, то от «Обнимай меня» — ведь именно под эту мелодию он был в плену. Пусть и недолго, не то, что другие жертвы, но ведь был! И то не стал бы поддаваться панике. Нет, убедил себя Флай, дело совершенно точно в том, что он слишком рано ушел от доктора. Тони оказалась права: ему пришлось прервать сеанс исцеления, чтобы успеть, вот и результат. Вот и хорошо, все валим на ушибленную голову. Это пройдет! Завтра финал, есть время заняться здоровьем.
Его размышления прервал наглый голос Стина Фоджина.
— Я прошу проверить конкурсанта Лида. Есть мнение, что он нарушил правило.
— Какое же? — спросил председатель жюри, в прошлом — известный танцор и хореограф.
Сейчас ему было около девяноста лет, и он с палочкой входил в танцевальные классы и продолжал учить молодежь парным танцам.
— В конкурсе могут участвовать лишь пары, состоящие из мужчины и женщины, — сказал Фоджин. — Вчера я имел удовольствие прикоснуться к женской груди, когда случайно задел конкурсанта, и имею основание заявить: Флайминг Лид — женщина. Это противоречит правилам конкурса.
Зрительный зал сначала притих, а затем разразился криками.
— Надо уметь проигрывать! Пятый номер — позор вашей студии! Вы просто завидуете! Не может он быть бабой! Стащить с нее штаны — там и увидим!
Зрители все громче и увереннее требовали проверить заявление Стина Фоджина. Флай сжал руку Тони.
— Так и знал, что надо было вовремя остановиться, — сказал он.
— Зачем ты вообще сегодня пришел в облике Лидии?
— Как зачем? Чтобы ни у кого не возник вопрос о том, что ты второй раз заменила партнера, — ответил Флай.
— И что теперь делать? — простонала Тони.
— Ничего, — сказал Лид. — Просто пойду с тем, кого выберут для проверки, и сниму штаны. На этот раз визуалист постарался только над лицом и немного над голосом.
— А, вот почему твой голос так странно звучит, — чуть не плача, сказала Тони.
Он чувствовал, что нервы девушки уже совсем на взводе. И потому громко сказал:
— Я готов к проверке!
— Снимай штаны прямо перед всеми! — завопило сразу несколько человек, и в зале захохотали.
— Боюсь, что за непристойное поведение тоже могут дисквалифицировать, — отшутился Флай.
— Пройдемте, — кто-то решительно взял его под локоть.
Один из членов жюри, а также дежуривший на мероприятии врач отвели Флая в гримерку, где никого, кроме них, не было. И уже спустя пару минут вышли вместе с ним к зрителям и судьям.
— Ваши подозрения не оправдались, Фоджин, — сказал врач.
— Просим прощения у пары номер семь, Флайминг Лид и Антония Бреннер, — объявил председатель жюри. — Никто больше не оспаривает ваше первенство.
— Тогда зачем он так намазал лицо? — возмутился Фоджин. — Как баба!
— Это не воспрещается ни одним правилом, — как можно спокойнее ответил Флай.
— И вообще, мы честно играли! — а вот Антония вовсе не пыталась сохранять невозмутимость, — а не так, как вы. Думаете, я не знаю, что вы нам музыку подменили?
— Просто мы знаем, что ты терпеть не можешь «Вспышку»! — ехидно сказала Полин Антейс. — Как тебе наш сюрприз?
— Пара Стин Фоджин и Полин Антейс дисквалифицируются, — заявил председатель жюри. — Вы лишаетесь права участия в творческом состязании и любительском конкурсе даже по отдельности, с другими партнерами. И в последующих соревнованиях вас будут иметь в виду как неблагонадежных!
Так закончился предпоследний день профессионального конкурса. В фойе Тони и Флая окружила целая группа поддержки: тут были наставники Бато Кея и Ара Деннитсон, коллеги по службе, юные ученики Антонии… Последнюю в итоге отделили от Флая ее родители, и он только и успел услышать, что восторженное:
