— Чего желает моя невеста? — Ричард просто светился изнутри.
Я на секунду задумалась — и выдала ему список.
На самом деле — все, что я хотела — токмо на благо Империи и императорского рода, между прочим…
Во-первых, мне надо было, чтобы Ричард предоставил допуск в Норверд и обеспечил безопасность моему фотографу. Люди должны знать, на что способны захватчики. Жители должны видеть раненых и погибших, скорбящих родственников и работающих на износ целителей. Как говорили операторам в годы Великой Отечественной войны: «Плачьте, но снимайте»…
Во-вторых, я пожелала, чтобы мне разрешили взять интервью для газеты у одного из наемников. Опять же — образ врага надо формировать. А то мы все стесняемся — а нам информационную войну уже с полгода как навязали.
В-третьих, мне нужен был порученец. И я хотела, чтобы это был Вилли. Веселого, резвого и неунывающего мальчишку из окрестностей поместья Ричарда я не забывала. И очень хотела пристроить к делу, чтобы у него появилась возможность выбиться в люди. Только необходимо было обеспечить ему безопасность.
В-четвертых, я была бы благодарна, если бы он подобрал кого-нибудь из молодых толковых офицеров в качестве секретаря его величеству. А что-то с гражданскими проблемы возникают.
После моей речи я обнаружила, что Ричард смотрит на меня недоуменно-обиженно.
— Все?!
— Да! — и я сделала вид, что любуюсь цветами…
— Невозможна! Ты невозможная женщина, Ника…Но я тебя люблю, поэтому постараюсь сделать все для своей невесты.
И он исчез, едва коснувшись губами кончиков моих пальцев и щелкнув каблуками. Позер!
— На себя посмотри! — тут же раздалось у меня в голове.
Не успела дверь закрыться, как в ней появилась Оливия.
— Я узнала, что миледи Наташа доченьку родила! Здоровенькую! И говорят — красавицу! Вы видели? — девушка щебетала, разливала кофе, а я…Я ее не слышала — так громко счастье шумело в ушах…
Позавтракать толком мне не дали. Быстрыми шагами, едва стукнув в дверь для приличия, ко мне зашел незнакомый мне молодой офицер. Я отставила чашку и подняла брови.
— Миледи Вероника, — торжественно провозгласил он. — Его величество Фредерик приказывают вам немедленно явиться к нему.
— Да что ж такое! — недовольно воскликнула я. Но на аудиенцию отправилась.
Когда выходила из своих покоев, то заметила, как в коридоре бесцветными привидением мелькнула Джулиана. С красными глазами. Такого выражения лица у нее не было даже тогда, когда ее при нас арестовывали. Вчера, когда она думала, что умрет — и то выглядела спокойнее.
Объяснение этому я нашла, как только пересекла порог императорского кабинета. У папеньки был Брэндон.
— Вот, — обвиняющее тыкнул в него пальцем император Фредерик, — молодой человек жениться надумал!
Я изумленно уставилась на взбешенного повелителя. Потом перевела взгляд на принца — тот выглядел нарочито счастливым. По понятным причинам, это довольное лицо не могло не вызвать у императора острого приступа скажем так — раздражения.
— Это он хорошо придумал, — процитировала я известный фильм. — Главное, вовремя. А можно поинтересоваться, ваше величество… Я-то здесь при чем?
И я опустилась в кресло, не дожидаясь приглашения.
— Прибить его боюсь, — признался император. — Думаю, вы окажете на меня благотворное влияние.
— А вы обедали? — с опаской посмотрела я на него.
— В последнее время прислуга излишне назойливо в вопросах моего питания, — отмахнулся Фредерик.
— Я сообщил отцу, — решительно сообщил нам наследный принц, — что намерен связать себя узами брака с Джулианой. И как можно быстрее.
— Именно поэтому она плачет? — насмешливо посмотрела на этого молодого дуралея. — От счастья, надо полагать?
— Она ждет ребенка? — быстро спросил император.
— Нет, — Брэндон посмотрел обиженно почему-то на меня.
— Сын, я понимаю. Она — прелестная девушка, однако… Ты наследник. И у тебя есть обязанности перед Империей Тигвердов. Твой брак — это вопрос целесообразности, но никак не чувств.
Что я там думала про то, что Брэндон — дуралей?.. Беру свои мысли обратно — его папенька ему фору даст… Это он так сейчас сына убеждал сдать назад?.. Ну-ну…
С трудом сдерживая зуд в пальцах — очень хотелось схватить статуэтку грифона с каминной полки и зашвырнуть… Нет, в императора нельзя — она бронзовая — убьет. И я пропущу все веселье. Вздохнула, сдержалась и с интересом стала ждать ответа наследного принца. Брэндон не обманул моих ожиданий.
— Отец, — проникновенно начал он свою речь. — Говорят, родители должны воспитывать своих детей личным примером. Так вот…Я не позволю использовать себя и людей, которых я люблю, как разменную монету интересов Империи. Любой ценой, отец. Любой…
Принц поднялся, отошел к окну и стал к нам спиной, тем самым очень красноречиво давая понять, что дальнейшие рассуждения на данную тему совершенно бессмысленны. Но спустя минуту принц снова заговорил. Его тихий, чуть хриплый голос гулко отражался от стен, пробираясь в самое сердце…Я вся сжалась — мне вдруг стало очень холодно и захотелось, чтобы Ричард был рядом.
— Вас заставили отречься от любимой. Любимой женщины. Сына. И вы принесли эту жертву. Скажите, тот мир, что был заключен с Османским ханством, он был вечным — как планировали мой дед и великий хан? Сколько он продлился? Два года…? Потом опять война — теперь уже за крепости, которые должны были отойти Империи как приданое вашей супруги. И женщина рядом с вами — которая ненавидела воздух, если ей приходилось вдыхать его подле вас. Женщина, которая ненавидела истово, люто. Женщина, носившая вашего ребенка… — взгляды отца и сына встретились, и Брендон осекся.
Я вспомнила все то, о чем рассказывал Фредерика, когда рожала Наташа. Бедный Брэндон — как ему жилось-то в атмосфере этой ненависти?
— Я знаю, что вы дали возможность зачать моей матери только для того, чтобы дать свою фамилию — пусть и в усеченном варианте — Ричарду. Я знаю, что этим своим решением вы подвергли свою жизнь серьезной опасности — дед не собирался оставлять престол вам.
— Не собирался, — тихо, но твердо ответил император, не отрывая взгляда от собеседника.
— Я даже не буду говорить сейчас о ваших отношениях с Миленой Рэ. Я понимаю, что эта рана никогда не заживет в вашем сердце…
— Брэндон, — предостерегающе произнесла я. Но наследник просто не обратил на меня никакого внимания. Видимо то, что происходило между ними сейчас — вызревало давно. И сейчас ничто, никакая сила на свете не сможет их остановить. Оставалось сидеть и слушать.
