А приходила в себя от того, что место пореза приятно холодило, и кто-то бесконечно повторял, что сейчас все будет хорошо. Где-то недалеко слышался хрип, но чей он, я не могла понять. Наконец, сумела открыть глаза и тут же утонула в расплавленном золоте до боли знакомого взгляда.
— Дима, — прошептала я почти беззвучно.
На его висках я заметила чешуйки, но моргнула, и они исчезли. Привиделась ли мне чешуя или нет, я уже не могла сказать со всей уверенностью. Затем повернула голову и вздрогнула, глядя на мужчину, сейчас отдаленно напоминавшего моего милого и доброго Рому. Этот мужчина оседлал лысого и теперь неспешно резал его тем самым стилетом.
— Ром, она видит, — сказал Дима.
Мой синеглазик, чье лицо искажала ярость, резко обернулся, увидел мой испуганный взгляд, подхватил лысого за шиворот и вытащил из той комнаты, где я лежала. Он быстро вернулся. Теперь на лице не было ярости, оно было обеспокоенным.
— Вы же не можете причинять вред, — сказала я, еще плохо соображая.
— Теперь можем, — ответил Дима с мягкой улыбкой. — Есть такой закон «О неприкосновенности». Мы не можем причинять вред живым существам, пока вред не причинен одному из нас. Тогда стопор снимается.
Рома опустился рядом и взял меня за руку, я невольно вздрогнула и отпрянула. Грейн судорожно вздохнул и отвел взгляд. Я тут же сама взяла его за руку.
— Он сделал тебе больно, — Рома сжал мои пальцы. — Прости, что ты увидела это. Мы стараемся не работать на глазах тех, кто не прошел психологическую подготовку.
— Мы воины, радость, — все так же мягко продолжал Дима. — Защищать — наша основная задача, но иногда приходится и убивать. Тебе причинили боль, это задело нас с Ромом слишком сильно.
— Ты боишься нас? — с тревогой спросил Грейн.
Я помотала головой и села. Мой взгляд метался с одного аттарийца на другого. Боюсь? Нет! Как можно бояться тех, кто смотрит на тебя так, будто ты в их жизни самое ценное? Мальчики мои… Сердце затопила такая щемящая нежность, что я не удержалась и всхлипнула.
— Больно? — тут же подался ко мне Рома.
— Инночка, где-то еще болит? — спросил Дима.
— Дураки, — вновь всхлипнула я, улыбаясь. — Гады мои ненаглядные.
Я обняла их обоих, прижала к себе сильно-сильно, и они затихли, словно боялись сделать лишнее движение и спугнуть меня. Не знаю, о чем думали они, я, лично, не думала ни о чем. Какие мысли, когда они, наконец, рядом. Так непохожие друг на друга и в то же время одинаковые. Я чуть отстранилась и снова посмотрела на двух аттарийцев. Выражение лиц было не понять, но я и не хотела понимать. Захлебнувшись в синеве Роминых глаз, я потянулась к нему, поймала губы и впилась в них жадным поцелуем, показывая ему, как я скучала, как мне не хватало его нежности и заботы. Рома прерывисто вздохнул, его рука легла мне на спину, прижимая к сильному телу.
Вырвавшись из сладкого плена медового поцелуя, я повернула голову и увидела, как помрачнел Дима. Глупый… Улыбнувшись, я потянула его на себя, и Ардэн на мгновение застыл, изумленно глядя на меня.
— Поцелуй меня, — прошептала я.
И мой рот попал в плен жестких губ, умевших быть такими неповторимо чувственными, что голова шла кругом от одного воспоминания о них. Наши языки сплелись, позволяя разгореться уже знакомому пожару в крови. И все-таки я оторвалась от него. Отодвинулась от обоих и вопросительно взглянула на них. Мужчины молчали.
— Я никогда не смогу выбрать, — тихо сказала я.
— И не надо, — отозвался Рома и взглянул на Ардэна.
Тот опустил взгляд, о чем-то думая. А когда поднял голову, их взгляды с Ромой встретились, и Дима кивнул. Он повернулся ко мне и ласково улыбнулся.
— Я готов попробовать, — сказал Ардэн. — Не знаю, что из этого получится, но Ром единственный, кого я, наверное, смогу видеть рядом со своей женщиной.
— Мы дружим с пятнадцати лет, — заговорил Рома. — Мы уже давно стали, как братья, деля на двоих радость, горе, боль. Мы прошли через плен, войну, мир и славу. Похоже, Вселенная решила и женщину нам дать одну на двоих. Мне пока сложно понять, к чему все это приведет, но попытаться стоит.
Я улыбнулась, глядя в их серьезные лица, поднялась на ноги и протянула им обоим руки. Мои мужчины приняли их и встали, продолжая сжимать в своих больших ладонях мои пальцы. Меня накрыло такой волной нежности, что стоило труда удержаться на ногах. С ума сойти! Неужели дележка закончена, и я могу выбраться из подполья… Черт, о чем я?! Они ради меня поступились своими принципами, неужели, действительно, любят? А кукла?
А еще через мгновение все мысли вылетели из головы, потому что мужчины сделали ко мне слаженный шаг, и я оказалась зажата между их телами.
— Уйдем отсюда, — сглотнув, попросила я, пока еще ощущая неловкость от происходящего.
Они кивнули, и мы направились на выход. Но уже у дверей, Рома подхватил меня на руки и попросил:
— Закрой глазки.
Я послушно зажмурилась, и мы двинулись дальше. Дима шел впереди, проверяя, нет ли опасности, а Рома нес меня, то и дело, целуя и шепча, как сильно я нужна ему, и как он волновался, как они оба волновались. Уже в катере, том самом, который похож на дротик, меня усадили на сиденье, и мальчики расположились напротив. Голова немного прояснилась, и я приступила к вопросам.
— Что с Русей? Вы его нашли? Он жив? — завалила я их вопросами первой значимости.
— Жив… пока, — мрачно изрек Ардэн.
— В медицинском отсеке, — ответил Грейн. — Мы нашли его на стоянке возле Арены. Брэн был без сознания. Вызвали катер и отправили на борт. Сейчас уже должен быть в порядке.
— Ненадолго, — сказал Дима.
Я беспокойно заерзала.
— За что? Руся ни в чем не виноват. Я сама к себе внимание привлекла, он меня просил быть благоразумной.
Меня одарили одинаково недовольными взглядами. Блин, с одним мужем скандалить одно, с двумя как-то сложней. Ничего, где наша не пропадала. За Русю, за единственного живого друга!
— Нет, вы его не накажете, — я упрямо тряхнула головой. — Хотя, можно опять назвать меня примой и предложить управление кораблем.
Дима потупился. Рома себя в этом виноватым не чувствовал, потому не спасовал.
— Брэн взял на себя ответственность за твою безопасность, когда решился на этот безумный рейд по местам, где кишат торговцы живым товаром, да и просто полно всякой мрази. Он не справился.
— Так меня танком не остановишь! — возмутилась я. — Это же я без тормозов.
Меня тут же одарили полными нежности взглядами.
— Ты наивная и непосредственная. Ты, как дитя, — сказал Дима.
— На тебя нельзя сердиться. Только принимать такой, какая ты есть, — добавил Рома.
