чем ее можно будет приручить. Самый главный из них — кто ее хозяин. Поэтому я сделаю тебе больно, а потом позволю Кристоферу и некоторым его друзьям немного поразвлечься с тобой. А когда они закончат и твой дух будет сломлен, они оставят тебя охранникам, чтобы те нашли тебя. Они исцелят твое тело. Но они не смогут забрать воспоминания о том, что ты чувствовала, когда я раздавил тебя под каблуком. И в следующий раз, когда я отдам тебе приказ, ты с гораздо большей вероятностью его выполнишь, как послушная собака. А если нет, мы можем просто повторить процесс снова. И снова. Пока ты не
запомнишь.
Я приподнялась, насколько это было возможно с десятитонной задницей на спине, и плюнула Густарду прямо в лицо.
Густард попятился, как будто от удара, злобная гримаса исказила его до того сдержанные черты, и он двинулся вправо от меня.
— Держите ее крепко, — сердито приказал он, и хватка на моей правой руке усилилась.
Мое сердце заколотилось в панике, и я закричала в знак неповиновения еще до того, как его ботинок опустился на мою руку.
Боль, белая, горячая и ослепляющая, пронеслась через меня, когда он снова и снова наступал на мои пальцы, и я кричала как банши, пытаясь столкнуть с себя чудовище, восседающее на моей спине.
На долю секунды я почувствовала облегчение, когда он прекратил атаку, а его шаги зазвучали по мокрой плитке, перемещаясь влево от меня.
Его нога опустилась и на левую руку, и я снова закричала, слезы полились по моим щекам от силы пронзившей меня агонии. Я пыталась бороться, биться, делать что угодно, чтобы освободиться, пока он калечил меня, но все было бесполезно. В ушах звенело, темнота покрывала зрение, а сердце колотилось в таком бешеном ритме, что я боялась, что оно вот-вот разорвется.
— Посмотрим, сколько раз тебе придется выучить этот урок, прежде чем он закрепится, — донесся до меня голос Густарда как будто издалека. — Оставлю тебя наслаждаться обществом Кристофера.
Гигант на моей спине мрачно рассмеялся, и шаги Густарда удалились, и вес резко поднялся, оставляя меня дрожать в луже собственной крови на полу.
— Я опробую ее первым, затем могут прокатиться остальные, — грубый голос Двухсотого эхом отразился от стен, вызывая серию мрачных смешков и звук падающего на пол комбинезона.
Я стиснула зубы и подтянула локти под себя, поднимаясь на колени. Пусть мои руки были уничтожены, но не было ни единого шанса в Солярии, что я буду лежать и позволять этому гребаному зверю ко мне прикасаться. Я выросла в боли и страданиях, рожденная в них и сломанная, пока меня не спасла моя тетя Бьянка. И единственное, чему я научилась в темноте и агонии — не сдаваться. Никогда. Поэтому все время, пока в моих легких был воздух, а в душе — железо, я боролась всеми возможными способами.
Я попыталась вскочить на ноги, но прежде, чем мне это удалось, Двести схватил меня за бедра, дернул назад и вывел из равновесия так, что моя разбитая рука ударилась об пол.
Я закричала от боли и бросаясь в сторону, вырвала бедра из его захвата. Перекатываясь на спину, я слушала его разочарованный рев.
— Не шевелись, щенок, и я обещаю, что буду нежен, — прорычал он, обнажая сломанные зубы в имитации улыбки.
Рыча, я позволила ему подойти ближе, сокращая расстояние, между нами, пока я лежала на спине, а затем изо всех сил пнула его ногой прямо в член.
Я прокляла его, когда он с грохотом упал назад, отскакивая в сторону, и перемещаясь на локтях с разбитыми руками, прижатыми к груди, глядя на оставшихся здесь фейри, которые намеревались причинить мне еще больше боли.
Я зарычала, и они бросились вперед, чтобы снова меня схватить.
Мои крики эхом отражались от стен, когда руки сомкнулись вокруг меня, и я билась, пиналась, материлась и кусалась, не обращая внимания на агонию в руках, потому что я боролась за свою гребаную жизнь, потому что я не позволю им так со мной поступить. Я лучше умру.
Звук открывающейся двери эхом разнесся по пространству, и мое сердце забилось в ожидании криков охранников. Чтобы спасти меня. Но это не то, что случилось.
Вместо этого глубокий рык эхом отразился от стен, и внезапно парень, прижимавший меня к стене, был оторван от меня.
Я вздрогнула, когда кто-то упал мне на ноги, и я сумела откатиться в сторону, карабкаясь и пинаясь, пока не оказалась в сидячем положении у задней стены.
Я подняла голову к продолжающимся звукам драки, и мои губы приоткрылись. Итан Шэдоубрук и несколько членов его стаи, избивали до полусмерти Двухсотого и его друзей.
Итан сражался как одержимый, рыча от ярости и нанося удары, которые ломали кости и заставляли крики эхом отражаться от кафельных стен. Его глаза были дикими, и глубокое, правильное чувство затопило меня, когда он боролся, чтобы защитить меня. Его пару.
Я не знала, о чем думала луна, когда соединяла нас друг с другом, но в этот момент я была более чем благодарна, что она подарила мне такого сильного, свирепого фейри, которого я могла назвать моим. Может, мы и не были в полном порядке, но была одна простая истина, которую никто из нас не мог отрицать. Мы были созданы для того, чтобы защищать друг друга любой ценой. И когда Итан отправил окровавленного Кристофера на пол, я не могла не почувствовать гордость за мужчину, который был выбран для меня. Он был много кем, но он определенно был моей ровней.
Дракону и его дружкам не потребовалось много времени, чтобы трусливо унести ноги, и я осталась смотреть на Итана, тяжело дышащего в центре комнаты. Его лицо пылало яростью, кровь покрывала его голые руки и костяшки пальцев, окрашивая чернила на его руках в красный цвет.
— Похоже, сегодня твой счастливый день, Оскура, — рыкнул он на меня. — Я не терплю насильников в моей тюрьме, даже если они охотятся за такими отбросами, как ты.
Мое сердце сжалось от его слов, даже если они были больше для его товарищей по стае, чем для меня, но я не реагировала, вместо этого зарычав на него. Я была раненым животным, загнанным в угол, и я не желала сегодня терпеть больше дерьма.
— Вон. И найдите охранников, чтобы вылечить ее, — приказал Итан, и его товарищи по стае практически выбежали из комнаты, с грохотом закрыв за собой дверь.
В мгновение ока он упал передо мной на
