крепко, что было трудно дышать, но я не хотела, чтобы он отпускал меня.
— Ты с самого начала показалась мне самой красивой женщиной, которую я когда-либо видел, — продолжил он с мягкой улыбкой. — И с самого первого дня, как ты залезла в мой бассейн, я понял, что забыть тебя уже не смогу.
Я усмехнулась и покраснела, закрывая глаза и видя перед собой то, кажется, бесконечно давнее воспоминание. Бассейн, полный цветов, комната, полная густого пара. И я, оказавшаяся совсем рядом с обнаженным мужчиной, чьи длинные волосы, как изумрудный шелк, лежали вокруг.
— Я хочу, чтобы ты стала моей женой, Саша, — проговорил он тихо, и я резко открыла глаза, не веря своим ушам.
Желудок подскочил к горлу. Я смотрела в сверкающие радужки Тирреса и терялась где-то на их дне, полностью ощущая его, как саму себя. Мне было хорошо рядом, я чувствовала невероятное спокойствие в душе и целую бурю ощущений в каждой клеточке тела, под кожей, в кончиках пальцев, прикасающихся к мускулистому телу морского эмира.
Перед мысленным взором мелькали воспоминания о доме, о маньяке по кличке Цербер, об Огненной империи и Сициане. И все это приносило лишь тревожность и страх, рождало мятежный безумный ураган в душе.
А предложение эмира казалось островком тишины в бушующей бездне страстей.
Ну и что с того, что он не говорил мне всей правды? Он рассказал бы потом. Что с того, что, если я соглашусь, вокруг меня вечность будет вода и колышущаяся тишина морских водорослей? Я могла бы к этому привыкнуть. Статус эмирессы дал бы мне власть и неприкосновенность, однажды я научилась бы всем премудростям водного колдовства и стала бы настоящей морской королевой…
— Чушь какая, — покачала я головой и тихо усмехнулась сама себе.
— Что? — переспросил эмир, не услышав моих слов, но безупречно оценив общий настрой. Его брови сдвинулись.
— Тиррес, я… — начала было говорить, но в этот момент двери храма Айреморы со скрипом стали открываться. Этот неприятный звук прокатился по волнам, цепляя каждый нерв, каждую мышцу и кость в теле, как всегда было на морском дне. Вода переносила звук чересчур хорошо.
— Что здесь происходит? — прозвучал какой-то мужской голос, а следом за ним появились и другие голоса, что-то шепчущие, переговаривающиеся, шуршащие, как камни, трущиеся друг о друга. — Латимерия? Моя Латимерия!
Я повернула голову и наткнулась на небольшую группу людей, одетых в странные, словно ритуальные, костюмы из серебра, нитей жемчуга и летящих обрывков ткани, напоминающих плавники. Один из них увидел прикованную к стене эмириту и, округлив глаза, рванул к ней, на ходу меняя ноги на мощный длинный хвост черно-синего цвета. Едва он коснулся ладонями льда, сковавшего девушку, как тот начал исчезать. Он не плавился, как это было бы, прикоснись к нему Тейноран или какой-то маг огня. Он просто растворялся в воде, словно его и не было.
— Спасибо, — выдохнула эмирита, едва ее рот оказался свободен.
— Мой эмир, ты поймал чарогницу? — зазвучал неприятный женский голос, и одна из двоюродных сестер Тирреса выплыла вперед. Кажется, это была Кара. Рядом с ней стоял и Эвирон, покачиваясь на бледненьком хвосте.
— Надо же, — проговорила я негромко, внимательно оглядывая всех присутствующих. — А Мальва тоже здесь? — вспомнила я родную сестру эмира, ту самую, что с самого начала смотрела на меня с презрением.
— Нет, Мальва не состоит в ордене, — ответила Кара, тряхнув распущенными волосами, которые сегодня смотрелись особенно зелеными, будто и без примеси свойственного им серебра.
Я отрывисто выдохнула, чувствуя, как самые страшные предположения воплощаются в реальность. В храме Айреморы потихоньку собирался орден Зрящих, и, похоже, в него входили все, кому я доверяла в морском эмирате. А тех, кого подозревала, обвиняла напрасно. Вздорная Мальва Неро, которая невзлюбила меня с первого дня появления здесь, оказалась ни при чем.
Тиррес тем временем выступил на шаг вперед, будто заслоняя меня своей широкой спиной.
— Я никого не ловил. Расходитесь, — приказал он жестко, но негромко. Однако от звуков его голоса вокруг словно стало тише. Водоросли будто бы меньше покачивались на своих ножках, вода не шуршала о камни и песок.
— Мы почувствовали, что Черная жемчужина зовет новую жертву, Тиррес, — проговорил Эвирон, выходя вперед. Его одежда больше остальных напоминала церемониальную мантию. На шее у него покачивался тяжелый треугольный амулет с подозрительно блестящими, будто отточенными гранями. — Если мы не накормим ее, появятся новые каверны…
— Пускай появляются, лишних жертв у нас нет, — отрезал он и прищурился. Жемчужно-голубые глаза сверкнули, из-под приопущенных век на короткое мгновение будто вспыхнули молнии.
— Это она заставила жемчужину испытывать голод! — воскликнула Латимерия, указывая на меня пальцем руки, что совсем недавно отмерзла. Кожа русалки казалась синеватой от легкого обморожения, но та не обращала внимания. — Она и должна ее накормить!
— Звучит разумно, Тиррес, — между тем не отступал Эвирон, поглаживая свой амулет и поглядывая на меня. Он продолжал говорить тихо, чуть склонив голову в поклоне, будто в знак уважения к эмиру, однако страха в нем не ощущалось. — Мы получим силу и избавимся от…
— …от подстилки Райя-нора, — перебила его Кара, встав бок о бок с мужем.
Тиррес стиснул зубы и прорычал:
— Она моя эола, не забывай. А может быть, скоро станет и моей женой.
— Что? Ты с ума сошел, брат? — ахнула Кара, отплыв на шаг назад. Но голос ее стал значительно тише.
Эвирон чуть склонил голову набок и взглянул на меня как-то по-новому.
— Это мое решение, и я не склонен его обсуждать, — стиснув кулаки, ответил Тиррес. — Если я еще раз услышу хоть слово…
Латимерия тем временем уже почти полностью вымерзла из льдины с помощью своего мужчины, но эмир поднял руку, и тотчас же с его ладони в сторону кузины помчалась стрела магии. Это был тонкий синевато-белый луч, который на ходу превращал воду в лед. И едва он достиг девушки, как вновь опутал ее, а теперь и ее спасителя с ног до головы в кокон подводного айсберга. А та стрела, что протянулась от ладони эмира до их тел, опала на пол тяжелым замороженным жгутом.
— Что ты делаешь? — взвизгнула Кара.
— Я не давал приказа освобождать ее, — сквозь зубы ответил Тирр. — И не намерен шутить.
— Что ж… — тихо проговорил Эвирон, все еще склонив голову, — похоже, я вынужден буду спасать нашу святыню в одиночестве.
И в следующий миг стены храма дрогнули, когда он сломал какую-то палочку, вытащенную из-под мантии, поднял руки вверх и что-то крикнул. С каждого его пальца начали вырастать длинные темно-зеленые водоросли, опутывающие
