Во мне кончились слова. Все, что я смогла сделать — это развести руками и усесться обратно в кресло. Да уж, весело, ничего не скажешь.
— У тебя уже есть идеи, кто это мог быть?
— Мне нужно проверить одну теорию, но давай пока вернемся к Эвиль и Ленор. Что ты решила?
Как там говорилось про девочку, которая ничего не хочет решать, а хочет платье? Я даже платье уже не хочу! Хочу, чтобы этот бред закончился, но — сюрпри-и-и-и-из! Он не закончится, потому что мы теперь с Ленор вместе навсегда. На веки вечные. То есть не вечные, разумеется, потому что даже темные относительно смертны, но суть ясна. Ходить нам в одном биоскафандре всю оставшуюся жизнь.
Занавес.
«Можно я скажу?» — подала у меня в голове голос Ленор.
Вот надо было прочесть ту книжку, которую Соня читала про Билли Миллигана. Может, сейчас было бы больше понимания по ситуации.
— Ленор хочет сказать, — сообщила я Валентайну. — Вообще, поскольку все обстоит так, как обстоит, я считаю, что она имеет право голоса на равных со мной. Так что…
— Не вздумай уходить, Лена! — По скулам Валентайна зазмеилось серебро, обрисовывая чешую, и Ленор пискнула:
«Я не собиралась перехватывать управление! Я просто сказать хочу!»
— Говорит, что не претендует на тело. Просто хочет сказать.
«Вообще-то я претендую. Но пятьдесят на пятьдесят. День ты, день я, если надо будет ради чего-то поменяться, поменяемся».
График работы сутки через сутки, шизофрения и раздвоение личности включены в соцпакет. Оплата — нулевая, вам еще самим придется доплачивать психологам.
Я едва сдержала смешок, как верный признак надвигающейся истерики.
— Я с ней согласна, — сказала Валентайну. — Пятьдесят на пятьдесят. Мы не имеем права держать ее взаперти. Она…
Я чуть не сказала «тоже здесь живет», но вместо этого добавила:
— Представь, что на ее месте оказалась бы я. Как бы ты хотел, чтобы поступили со мной?
На его скулах чешуи стало больше, а еще заиграли желваки.
— Серьезно, Валентайн. Положение безвыходное. Нам придется смириться…
— Я найду тело.
— Здоровое, молодое тело, из которого «внезапно» уйдет жизнь? — я вздохнула. — Все, что мы можем — это повторить трюк Эвиль, когда у кого-то родится малыш, нежизнеспособный ребенок. Но прости, это слишком для меня, во-первых, сама суть. А во-вторых, с моим взрослым сознанием гулить и сучить ножками — первый шаг к безумию. Так что нет. Никаких больше тел. Хватит с меня.
— И как ты себе это представляешь? — поинтересовался Валентайн, хищно раздувая ноздри. — Сегодня ты, завтра она? Что будет с нашими отношениями? С нашей жизнью? Что будет, когда она тоже влюбится?
Да она уже… Я подавила мысль, закидала ее тухлыми помидорками и отправила подальше на свалку сознания, пока до нее не добрался Валентайн. Через нашу восстанавливающуюся связь.
— Знаешь, я так далеко не загадываю. Но вот у нас есть ситуация, и с ней надо как-то жить. Во-первых, надо найти то заклинание, о котором говорила Эвиль. Я не хочу подсматривать за ней и не хочу, чтобы она подсматривала за нами. Важное — то, что нужно помнить, будем записывать либо на виритту, либо в дневник. Чтобы не проколоться, ну, например, если с кем-то о чем-то договорились на занятиях и так далее. Во-вторых, я хочу, чтобы у меня была нормальная жизнь. Насколько это возможно. Поэтому надо просто принять этот факт, и идти дальше.
Я говорила вслух, но на самом деле я говорила с собой. Хотя внутри меня кивала соглашающаяся Ленор, а напротив стоял Валентайн, я уговаривала именно себя. Что все будет хорошо. Что я смогу так жить. Что я смогу с этим справиться. Просыпаться — и не помнить предыдущий день. Не знать, что там начудила эта чудила. Прости, Ленор, но чудила ты достаточно.
«Я, между прочим, тоже за то, чтобы мы жили долго и счастливо», — обиделась та.
«Большой дружной шведской семьей?»
«Давай жить с Люцианом, и никакой шведской семьи не будет!»
Я поперхнулась, закашлялась и мысленно выдала Ленор новую лексику из мира своего временного пребывания.
«Шведская семья — это уже твое присутствие», — подвела итог я.
«Это не шведская семья, это ménage a trois».
«Иди ты в баню со своими идеями», — посоветовала я и «отключилась».
— Лена, я найду способ вас разделить. Просто дай мне время, — судя по относительно спокойному выражению лица, Валентайн наш разговор не слышал. И то ладно.
— Хорошо, — покорно согласилась я.
«А давай я буду заниматься с ним драконьим языком? По своим дням?» — раздалось в голове.
Я ее проигнорировала.
— Хорошо?
— Да. Хорошо. Но сейчас нам надо сделать так, чтобы у нее тоже была возможность жить.
И может быть, она переключится с Люциана на того, кто действительно будет ее ценить и любить.
«Ну ты и стерва», — прозвучало в мыслях.
Так я темная. Мне положено.
— Ты в этом уверена, Лена? — Валентайн внимательно посмотрел на меня. Он так часто называл меня по имени, словно боялся, что я его забуду или забуду, кто я такая. Или решу окончательно сдаться и подарить Ленор тело навсегда.
Ничего подобного.
Я просто знала, что не смогу жить спокойно, пока внутри меня заперта такая же девушка, как я. Которая имеет в точности такое же право на жизнь.
— Уверена. Найдешь способ нас разделить — я буду счастлива. А пока сделаем так.
Он плотно сжал губы, словно собирался возразить, но ничего не сказал. За что я была ему искренне благодарна. Приблизившись к нему, взяла его руки в свои и посмотрела Валентайну в глаза. Так, как не смотрела уже очень давно. В темной глубине вспыхивали и гасли серебряные искры. Я видела в его глазах свое отражение и видела в них его чувства. Те, что были и во мне тоже.
— Да, — ответила я. И в ответ на его немой вопрос добавила: — Да, Валентайн, я согласна, что нам надо все исправить.
Глава 29
— Ты — кто? — переспросила Соня, глядя на меня во все глаза.
— Темная. Половина. — Я подумала и добавила: — Когда-то целой личности. То есть если бы Эвиль не надумала все это сделать, я была бы как Сезар. Она была бы как Сезар… Но если говорить откровенно, не ее, не меня не было бы, был бы кто-то другой. Просто по имени Ленор.
Подруге уже разрешили вставать, поэтому сегодня мы встречались в удивительно светлой гостиной. Она была в кремовых и персиковых тонах, на удивление нежная, девичья. Обивка мебели — в цветочках и птичках, и это контрастировало с тем, что я только что о себе узнала так яростно, что временами начиналось казаться: я лишняя в этом царстве кремово-ягодной ванильки. Хотя по ощущениям, я лишняя везде.
Мать решила, что я причиню очень много проблем и выкинула меня из тела к лозантировой бабушке. Хотя какая она мне мать… моя мама погибла вместе с отцом. Других у меня не было, и не надо. Несмотря на все то, что я только что узнала.
— Это… это… — Соня пыталась подобрать слова, я же пожала плечами.
— Да. Это именно то, что ты подумала, — судя по выражению лица лучшей подруги, подумала она нецензурно.
— И что ты собираешься делать?
Я рассказала.
Глаза у Сони стали еще больше:
— Лена, но это же… ты не должна ей уступать! Это твое тело в точности так же, как и ее! Я не хочу, чтобы она тебя вытесняла!
— Мое. Но и ее тоже. — Я устала спорить на эту тему даже с собой, поэтому сейчас получилось равнодушно.
Потянувшись за ранхом, я отпила терпкий чуть горьковатый напиток с какими-то местными травами. Элитный, разумеется, какой еще может быть в доме тэрн-ара и его жены. Соня ко мне не присоединилась, она просто моргала, пытаясь осмыслить сказанное.
— Не думай, что я забыла про маму. Поговорю с Валентайном сегодня, после того, как наведаемся к Максу и заберем то, что поможет нам с Ленор существовать в одном теле, не предаваясь вуайеризму.
Подруга покачала головой:
— Максу ты тоже расскажешь?
Я закрыла лицо ладонями, словно пытаясь спрятаться.
