уедем утром. Ещё одну ночь, и всё…
— И на том спасибо! — благодарно кивнул Форсальд.
— Но прежде, чем уехать, я хотел сказать…
Кайл посмотрел в тёмные глаза старика и тихо продолжил со вздохом:
— Я всё помню. И никогда не забуду. То, что ты сделал однажды, уже никогда не позволит нам рядом быть. Но сегодня я… прощаю тебя! За всё, что ты сделал мне, и за всё, что ты сделал моей матери. Я прощаю тебя. Я прощаю Ольвин. Я прощаю всех, кто виноват предо мной хоть в чём-то. Я больше не хочу ненавидеть. Здесь и сейчас. Я прощаю тебя, отец!
Редкие слёзы покатились по бледному лицу милорда Форсальда ар Вандара.
— Это лучший дар, который я получил в своей жизни! — вымученно улыбнулся Форсальд. — Лучший после твоего рождения!
* * *
Вторую ночь в Солрунге Настя и Кайл провели уже вместе. После того как стало известно, что она жена полукровки, оплошность была исправлена, и Рыжую переселили в комнату супруга.
Дэини забавляло поведение обитателей замка. Хоть рыцарь во всеуслышание заявил, что на наследство отца не претендует, теперь его называли не иначе как «молодой хозяин» и «милорд Кайл». Слуги заглядывали в рот и кланялись почтительно.
Оно и понято. Мало ли, что там завтра будет…
Вдруг отпрыск Форсальда передумает и решит в родном замке остаться, да припомнит, кто на него косо смотрел. Зачем судьбу испытывать понапрасну?
Ольвин больше не попадалась на глаза. Пристыженная, опозоренная, униженная — она заперлась в своих покоях и старалась не выходить. На неё теперь весь замок взирал с презрением и осуждением.
Странно, правда? Неужели до этого слуги не понимали, что происходит? Так были слепы, или всё-таки притворялись слепыми? Неужели людям действительно нужно говорить всё вот так, в открытую, а сами они очевидного понимать не желают?
Неважно! Теперь уже неважно…
Всё встало на свои места. И впервые за долгие годы Кайл обрёл в душе покой.
Обрёл ли?
— Что тебя ещё гнетёт? — осмелилась спросить Настя.
Он стоял у окна и смотрел, как солнце растворяется в сизой дымке волн.
— Хотелось бы поклониться матери… Да ведь у Анладэль даже памятного камня нет. Форсальд сказал, её похоронили, как у лэмаяр принято. Могила моей матери — море…
— Значит, всюду, где есть море, она будет рядом с тобой.
— Она со мной и там, где моря нет.
— Кайл… — Настя сидела на постели, смотрела на его прямую напряжённую спину. — Я тобой горжусь! Ты очень сильный. Ты сегодня сделал удивительные вещи. Я понимаю, как это было тяжело, но ты смог.
— Да уж, тяжело, — усмехнулся он, не отрываясь от закатного неба, — но ведь это надо было сделать! Как и ещё кое-что…
Он, наконец, отвернулся от окна, подошёл ближе, задумчиво окинул её своим небесным взором, опустился на колени, заглянул в настороженное лицо.
— Мой отец много лет молчал. И видишь, чем всё едва не закончилось? Я не хочу так. Нет ничего важнее, чем делать всё своевременно. Особенно, просить прощения… Это тяжело. Может быть, даже тяжелее, чем прощать самому. Но сейчас я очень прошу тебя простить меня!
Настя молчала, слушала, не перебивала, не спрашивала: «За что?», потому что очень хорошо понимала, о чём идёт речь.
Он протянул руки, осторожно сжал её ладони.
— Дэини, всё действительно непросто. Я не могу тебе лгать. Не могу сказать, что Кея мне безразлична, что я не думаю о ней, что я не виноват перед тобой. Ты знаешь, что это будет обманом. Но ты — моя Дэини. Я люблю тебя. Хоть, наверное, иногда тебе в это сложно поверить. Я не хочу тебя потерять. Я прошу меня простить! Знаю, что сделал тебе больно. Не в первый и, скорее всего, не в последний раз…
Настя очень хотела сказать хоть что-нибудь, но горло перехватило, сдавило болезненно. Она продолжала только смотреть в его бездонные синие глаза и слушать тихий безрадостный голос.
— Я знаю, что я должен был прийти к тебе раньше. Успокоить, объяснить, доказать, что всё как прежде. Что мы — это мы! И всегда будет так. Но я струсил. Я оказался слишком слаб. Прости меня за это! Я осознал только сегодня, что нельзя поддаваться, нельзя тянуть с этим… Потом может быть слишком поздно! Жемчужинка моя, прости мне мою слабость! Ты лучшее, что у меня есть.
— Милый… — всхлипнув, шепнула Дэини в чёрный шёлк его волос, целуя в макушку, улыбаясь сквозь слёзы. — Я так тебя люблю! Так люблю!
Он потянулся навстречу, жадно прильнул к её губам. Руки ласково скользнули по спине, и тело мгновенно наполнилось тягучей томной волной нежности. Руки полукровки спустились ниже, задержались на бёдрах, потянули вверх платье, сдёрнули ненужную больше мягкую шелковистую ткань. Пальцы игриво пробежались по обнажённым коленям, и тело отозвалось на это прикосновение чувственными мурашками.
Настя в свою очередь стянула с него рубашку, обвила шею двумя руками. Он приподнялся с пола, уронил её на постель, навис сверху на мгновение, потом прижался к её груди, будто врасти хотел.
Меховое одеяло приятно щекотало обнажённую спину Насти, руки любимого нежили истосковавшееся по ласкам тело.
Дэини скользнула мягкими губами по его шее, прижала к себе, словно опасалась, что Кайл сейчас сорвётся и убежит. Но он не намеревался сбегать. Поцелуи полукровки становились всё настойчивее, дыхание учащалось…
В эту ночь он любил её так нежно и ненасытно, как не любил уже давно.
Наверное, даже самая яркая любовь со временем становится привычной и обыденной. Давно угасли страсти, что кипели в тот счастливый, самый первый их месяц. И потом, сразу после возвращения в Долину Ветров, когда Кайл сумел отыскать её в заоблачных далях.
Тогда они, очумевшие от свершившегося чуда, только отпраздновавшие свадьбу, не выпускали друг друга из объятий ночами и почти не расставались днём.
Всё это забылось давно. Сошло на нет.
Как же так? Ведь ещё два года не минуло…
Они, конечно, спали друг с другом. Да не так, как прежде. Что-то исчезло… Не было волшебства. Голова не шла кругом от одного только прикосновения к любимому телу.
Но… в эту ночь магия вернулась. Всё было как в первый раз!
Словно он никак не мог утолить голод… Словно они встретились после долгой-долгой разлуки… Или, наоборот, завтра должны будут расстаться навсегда, и есть только эта ночь — одна единственная ночь для любви…
И стоило, пожалуй, испугаться этой внезапно нахлынувшей неистовой страсти.
Но, засыпая на рассвете в его объятиях, Настя со счастливой улыбкой мысленно уверила