глаза колет?
– Насколько я понял, вы со мной не разговариваете, – его тон слегка смягчился, – этот танец лезгинка называется? Ничего сложного, единственное правило, не касаться партнерши, ни в коем случае, главный посыл – гордый и уважительный, а в остальном музыка сама ведет.
– Да-да, отличительная черта Монарха это гордость и заносчивость, деспотизм и угнетение народа!
– Вы не понимаете… – в его голосе появился металл, – сию секунду глаза опустила, я и в темноте вижу, как они сверкают, или тот, «джигит», ничему тебя не научил? Возможно, моя миссия в том и заключатся, что бы научить кое-кого уму-разуму?
– Ты, меня? Уму-разуму? Чурбан неотесанный! Я ни в чем не виновата! Я лишь хотела потанцевать…
– Возможно, так оно и было, но Вы не понимаете разницы между быть и слыть, вы не можете сдерживать свои порывы и ваша хорошенькая головка забита всякой ерундой!
А ведь она чуть было не влюбилась в него, а сейчас его слова впивались в нее словно раскаленный прут.
Против ее воли в глазах стало пощипывать, она беспомощно оглядывалась вокруг, на миг ей показалось, что в конце улицы она увидела силуэт всадника, или призрака, очень походившего на Василия Степаныча, она рванула было в его сторону, но, Лиён схватил ее за локоть.
– Прочь, прочь, поди, не смей ко мне прикасаться! – Оленька даже подпрыгнула от неожиданности. – Научили языку, на свою голову! Курощуп! Пресноплюй! Оратор доморощенный!
Оленька вырвалась и побежала вперед, на ходу сглатывая жгучие слезы обиды. Нет больше Степаныча, нет беззаветно преданного, понимающего друга, столько раз выручавшего ее из беды. Никого нет. Одиночество и страх приняли ее в свои объятия, и тут в недоумении, она прижала руку к своему сердцу, которое яростно колотилось в груди, и вдруг замерло на секунду, заставив ее резко остановиться. Что это? Она ощутила знакомые вибрации. Это любовь? Опять, снова? Нет, никогда, только не он, жестокосердный монарх, он только что сделал мне больно, очень больно, и она что есть силы, бросилась вперед.
Она кулачком забарабанила по воротам. Узкая улочка была настолько тесна, что давила на нее со всех сторон, опять страх зашевелился внутри, к тому же все соседские собаки подняли такой лай и вой, что волосы зашевелились от ужаса.
– Гюль-Бике! Бике! Бике! – кричала прерывающимся от рыданий голосом Оленька.
Ворота открылись, и она, не дожидаясь приглашения, переступила через порог, поспешила закрыться, створка громко лязгнула от удара. Вздрогнув от этого звука, спиной погашая вибрацию железной конструкции, и как только та переставала гудеть, Оленька облегченно вздохнула.
Мерцающий свет от лампы, слабо освещал лицо молодой женщины, что стояла напротив.
– Еще одна восточная красавица, – нехорошо подумала Оленька, – в инкубаторе их здесь выводят, что ли?
– Бике? Вы Гюль-Бике?
– Да. – Тихо ответила женщина.
– Вам пппривет из России, от Ариадны.
– Вот как? А ты…
– Я Ольга, ее дочь.
– И чего же ты плачешь, девочка Ольга? Напугал, кто? Или обидел? Да хранит тебя Аллах!
От этих простых, но таких теплых и проникновенных слов незнакомки, у Оленьки хлынули слезы «в три ручья», она внезапно оказалась в ее объятиях, и дала волю своим чувствам.
– Ну, все, все, моя девочка, пойдем в дом… Ты одна приехала?
– Неееет…– и она снова зарыдала. Унижение, обида, опять сдавили горло, и все это обильно поливалось горючими потоками, от которых расплывалось мокрое пятно на платье незнакомой девушки.
Что-что, а отсутствием аппетита Оленька никогда не страдала. Обласканная и накормленная, она засыпала на белоснежных простынях, которые благоухали чистейшим горным воздухом.
Глава 14.
«Крепость Нарын Кала» Дагестан 1925 год.
Смешные эти люди, они думают, что знают все об окружающем мире.
«Дерево – это просто дерево», да еще и прибавляют «Дуб-дерево», постукивая себе или собеседнику по голове, намекают, мол, что с тебя взять, глупая твоя голова, деревянная.
Зеленый листок – просто один из миллиона, что стоит сорвать его, размять между пальцами и выбросить. А ты попробуй почувствовать, как он начинает дрожать и посылать сигналы собратьям, «Опасность»! – когда ты приближаешь к нему руку. И вот скомканный, раздавленный он падает на землю. Оборвалось его существование. А ведь он жил, и радовался ветру и солнцу и дождю, и корни отдавали ему свои соки, и по-своему любили его, как свое дитя.
Или камень. Споткнувшись об него ненароком, ты пинаешь его, ругаешься. Что с него взять – неодушевленный предмет.
И, в этом случае, ты ошибаешься, человек. В каждом камушке есть частица души, может она и очерствела, от того что в одиночестве валяется на дороге. Но всякий камень – живой.
Но бывает и так, что вы, люди, из этих камушков возвели крепость, например, и разрозненные, одинокие частицы соединяются в великолепное сооружение, которое и чувствует и мыслит, и разговаривает.
Иногда мне хочется крикнуть – «Я живая, поговорите со мной, я много чего повидала на своем веку, мне есть, что поведать миру»! Но очень редко в моей жизни появляется тот, кто способен понять, или пообщаться. Это печально, но я жду.
Меня зовут Нарын-Кала, я каменная крепость, цитадель, возведенная людьми в славном городе Дербент, что на Кавказе, и поэтому, к вам, двуногим, моим создателям, у меня особое отношение.
Ох,ох… Сейчас солнце взойдет, опять жара…Если ты проснулся утром и у тебя ничего не болит, значит, ты умер, а если мыслишь, значит жив. Поживем еще маленько, какие наши годы…
Вчера нестерпимый зуд слева. Прискакали, подлатали, освежили кладку. Терпимо. Сегодня внизу подтекает, сырость одним словом, а там где надо – сушь и пустота, хоть бы кто водички плеснул, а еще «ханскими банями» называют… Никому, до стариков дела нет. Одно развлечение, когда эти двуногие стайками бегают и восхищенно чирикают: – «Ах, ох, великолепно! Ах, ох, впечатляюще!». То «солнечной» назовут, то «нежной», то «маленькой». И это все обо мне, приятно, конечно, ничего не скажешь… Разомлеешь от похвалы, только расположишься поговорить, только рот раскроешь, а их уже и след простыл… И куда спешат?
– Ууууу, прилетел? Салам алейкум, дорогой, доброе утро, хийир! Где побывал? Что нового увидал? Эй, эй, куда???
– Абатхийиииииииир, послышалось издалека.
– «Да будет благополучие»? И это все? Фьють, фьють, фьють, вернись, а поговорить??? Зюйдик, зюйдик!!!Вот, молодежь, один сквозняк в голове, – С востока явился и на запад понесло… Только пыль поднял, тьфу, ты, кхе, кхе…
«Ураганный врывается ветер,
Мои двери, срывая с петель
И свечу, что едва уже светит,
Скоро злая задует метель».
– Так-так, на лирику потянуло? Или стихи это к депрессии? Неет, стихи это к гостям, прошлый раз так и было, весь день стихи в голове крутились, а на утро гости, рыли, копали, скребли, и нашли-таки Ладу, фигурку деревянную, радовались сильно, похоже важная вещь для них была.
– Доброго утречка всем, кто меня видит и слышит! А видно меня ото всюду.
Я – Нарын-Кала, величественная крепость
