поправил свой внешний вид, чуть ниже пояса. Я тоже поспешила слезть со столешницы. Хорошо, что платье было прямо под рукой, а не улетело в другой конец комнаты.
– Хочешь сказать я не прав? И это не она нас тормозит? – с рыком ответил, желая убедить в собственной правоте.
– Нет. Мы обе этого не хотим! – вот тут он словно на стену налетел. Даже вперед сначала подался корпусом, и застыл.
– Обе? – надломлено уточнил, а я смогла лишь кивнуть, потому что слова застряли в горле.
Хотела ли я его отталкивать, отказывать? Если прислушаться к внутреннему голосу – нет. Но я благодарна рыжику, что защищает нас. Но сказать ему об этом не могу. А значит надо разделить негатив поровну. Потому что даже если бы ничего не стаяло у нас на пути, а она противилась, это не повод так ее ненавидеть.
– Да, обе, – и будь что будет, главное сказала.
– Тогда к чему все это было? К чему? Ты сама вчера согласилась, а потом дала заднюю. Как трусливая курица себя ведешь, а не волчица. Да лучше бы ты была человеком. Хотя бы простительно! – взревел мужчина, а слова ударили больнее, чем если бы отвесил оплеуху.
Что?
Что он сейчас сказал?
Человеком?
Вот это по-настоящему больно. Даже если тебе так обидно, это не повод допускать такие мысли. Он ведь даже не пытался еще добиться нас обеих. А уже кричит такие громкие заявления. Значит эти две недели не казалось, что он к ней не стучится, не подлизывается, как до полнолуния. Каждой клеточкой тела ощутила, что она сейчас уходит от меня. Закрывается на все замки.
Нет, милая, не надо. Постой. Не наказывай нас из-за него. Рыжик, Рыжуля моя, открой мне, нет.
– Ненавижу тебя, сволочь, – кинулась на него, давай звонкую пощечину. И слезы начали катиться по щекам. Волку такое поведение пары не понравилось.
– За правду? – нервно сжатые кулаки не сулили мне ничего хорошего. Понимаю, что не ударит, что не причинит вреда, но страшно из-за того люда, что поселился в его взгляде.
– За то, что она из-за тебя сейчас ушла! – хотелось кричать, но в итоге вышел шепот. Нет смысла рвать голосовые связки. Он итак все прекрасно слышит. Вопрос в том, просто слушает, или реально слышит?
– И скатертью дорога. Подуется и вернется. Я ее чувствую. То же мне, взяла моду, демонстративно прятаться. Как вы вообще можете быть такими разными? Ты, ласковая и нежная, и эта – просто невыносимая, стервозная особа.
Обвинения посыпались, как из рога изобилия. Кошмар, сколько негатива к моей крошке. Но ведь мы не так долго в таком положении, а уже такое отношение. Как можно стать целой, когда ты не нужна такая. Такая стервозная, взбалмошная, с характером. Удобнее же иметь тихую и спокойную.
– Мы одно целое, и не тебе судить, кто из нас хуже и лучше. Ты думаешь я не способна так же психовать? Да? – кровь вскипела моментально. Не позволю так с собой обращаться.
Ведь Рыжуля это просто то, что я всю жизнь в себе подавляю. Во мне сидит все то, что он перечислил. Просто я хотела быть удобной всем, незаметной. А кротость лучший выход. Но жить так и даль не намерена. Ведь это все притворство, маска. А хочется хоть где-то, хоть с кем-то быть самой собой.
– Ты другая. Для тебя это защита, для нее это норма, – он хотел приблизиться ко мне, но я ускользнула за противоположную часть стола. Не верю в это.
А он не попытался понять почему. Мы друг друга стоим. И видимо еще не пришло то время, когда сможем все обсудить и расставить точки.
– Нет, я такая же. Не смей нас делить, – со злость взяла его вонючий стейк, и разбила тарелку о пол. Хотела о его голову, но увернется же гад.
– Не надо бить посуду, и прекрати истерить. Это вредно дочери, – ой, посмотрите, вспомнил о волнениях.
Раньше надо было думать, когда запирал мою красавицу внутри. Теперь я буду играть за нас обоих. Хотел человека, я тебе его дам. Такого, который будет соответствовать нам обеим. Такого, каким мы бы стали, соединившись полностью.
– О, о ребенке вспомнил. Что, я для тебя инкубатор? – крикнула, а сама думала, чтобы все же в него швырнуть, чтобы не увернулся.
– Не передергивай. Просто ты слишком эмоционируешь, а это вредно… – не дала ему договорить. Хватит команды раздавать. Лучше бы бабенок на работе так на место ставил, чем меня отчитывал.
– Я без тебя прекрасно знаю, что вредно беременным. Хочу напомнить, я практикующий врач. И вообще, знаешь, с этого дня, дверь в спальню для тебя снова закрыта, – пожалуй такую подачу он точно запомнит. А впускать я еще долго его не буду. Пускай осознает всю степень обиды.
– Уверена? – обманчиво тихо и спокойно интересуется, а я уже готовлюсь к беде. Слишком яркая буря сокрыта в нем.
– Да! – довольная маленькой выходкой, в предвкушении победы, скрестила руки на груди, и тут же поняла, я проиграю. Но хотя бы встретить проигрыш я могу достойно, как подобает волчице.
– Посмотрим, – процедил сквозь зубы, и вылетел из кухни, хлопнув дверью так, что бедняжка вместо того, чтобы закрыться, снова открылась и жалобно скрипнула. Хорошо, что вообще не упала.
Опустилась на стул и горько заплакала. От обиды на него, от злости на саму себя, на эту жизнь. Все могло бы быть проще, наберись я храбрости и расскажи все, прояви он житейскую мудрость, и присущую ему выдержку. Но нет, все совершенно иначе. Почему я снова должна оставаться одна будучи в окружении семьи? Почему?
После ссоры дни стали похожи один на другой, за одним маленьким исключением. Он стал позже возвращаться домой.
Как вы заметили, исключение всего одно!
В тот же вечер попыталась запереться, но потерпела провал. Двери то были простые, деревянные. Да, тяжелые, но не железные. Применив силу, ее просто выбили. Не хотела с ним спать, пыталась уйти сама на злосчастный диван, на который когда-то выгоняла его. Перехватил, кинул на кровать, и лег сам, притягивая под бочок, как мягкую игрушку.
На следующий день даже не стала пытаться провернуть этот фортель. Итог будет один, к чему портить имущество? Правильно. Ни к чему. Как бы я не была зла на него, как бы не обижалась, но всегда готовила ему завтрак. А через две недели и сама стала есть стейк вместе с ним. Не такой большой,
