справилась, - граф поднялся на ноги, бросил быстрый взгляд на мертвого герцога Кромура и сморщился, потрогав собственный окровавленный затылок. - Если хочешь, чтобы и Орион выжил, с поцелуем стоит поторопиться.
Давара хоть и отвел взгляд, говоря это, от смущения меня такой его жест не спас.
- Цинтия, сердцу не прикажешь, - добавил он. - Твое сделало свой выбор, и я рад, что оно будет принадлежать достойному мужчине. А я не сопливый мальчишка, потому приму твой выбор достойно и, если позволишь, стану верно служить тебе, моя королева. Начну с того, что выберусь отсюда и приведу помощь.
С этими словами граф развернулся и зашагал прочь уверенной, хоть и не совсем ровной походкой. А я ощутила, что безмерно ему благодарна. За то, что понял.
- Орион, - снова прошептала я и, отбросив сомнения, прикоснулась губами к губам моего магеста.
В старых легендах часто говорится о силе поцелуя влюбленных, но мне всегда казалось, что это просто сказки, красивая романтическая чушь и не больше. Но теперь, когда одна из легенд оказалась реальностью, вернула меня с тропы ушедших, я готова была поверить в любое сказание. И, слава стихиям, чудо случилось! Как только губы коснулись Ориона, ощутила, как моя магия начала наполнять его, возвращая к жизни. Я отдавала без оглядки, не задумываясь, не пытаясь остановиться, не замеряя возможности собственного источника и отстранилась только тогда, когда остренькие зубки вилохвоста легонько прикусили мою щиколодку.
Орион сделала судорожный вдох и открыл глаза.
- Цинтия, - произнес он, чуть улыбнувшись, а заметив обруч на моей голове, добавил коротко и бесцветно:
- Венец власти…
- Орион, я объясню, - принялась шептать я. - Я не хотела! Просто я - не Стааф, а ты - не Иврийский. И Кромур - он все это сделал… И отца твоего… То есть моего… Великие стихии, как все сложно!
- Тише, - Орион поднял руку и коснулся моей щеки. - Все хорошо. Все уже хорошо, моя королева! Я все знаю.
От сердца у меня отлегло. Мой магест не злился, не отвергал меня. На глаза сами собой навернулись слезы. То ли как знак облегчения, то ли как выход нервного напряжения.
“Ты будешь хорошей королевой, я это чувствую!” - услышала голос внутри себя и поняла: это говорит венец власти - мой бессменный спутник отныне и до конца дней.
- Великие стихии! Я так нервничаю, что аж дышать трудно! - доверительно поделилась со мной Кесади. - Даже не верится, что всего через два дня я перестану быть маркизой Грюг и стану герцогиней Давара! Ты тоже так волновалась перед свадьбой с Орионом?
Я поднял глаза на девушку, отрываясь от изучения финансового отчета по одной из провинций и уже в который раз задумалась: как так вышло, что примерка свадебного платья маркизы переехала в мой кабинет.
Дело в том, что когда встал вопрос о моей фрейлине (а встал он буквально на второй день после того, как я приняла венец власти), на ум никто кроме Грюг не пришел. И не удивительно, если учесть, что я не была близко знакома ни с одной аристократкой по мимо нее. Да и такие испытания, как путешествие по тропе ушедших, сближают. Назначение произошло так же стремительно, как все другие перемены тогда. Но мне ни разу не пришлось пожалеть о сделанном выборе. Фрейлина из маркизы получилась прекрасная, именно такая, какая была нужна мне в то время. Она тактично и незаметно нашептывала имена и титулы придворных, которых я видела впервые, напоминала о нюансах этикета, и даже свадьбу нашу с Орионом организовала “от и до”. За что ей отдельное спасибо. На подобное у меня тогда не было ни сил, ни времени.
Надо сказать, что вернувшись с тропы ушедших, маркиза существенно укрепила свое положение в семье, где прежде ее считали глупенькой девчонкой с миленьким личиком, разменной монетой в интригах, искусно выплетаемых ее не слишком родовитыми, но весьма богатыми родственниками. Теперь перечить маркизе никто из ее родни не смел, что тоже сыграло мне на руку. Грюг не пожалела ни финансов, ни связей для укрепления моего положения и недопущения бунта в стране. А после того, как выяснилось, что наследный принц Орион и не принц вовсе, а на трон взошла совсем юная девочка, выросшая в глуши графства Стааф, он назревал. Желающих сместить меня с трона нашлось уйма.
Но за сохранение моего положения и продолжение правления династии Иврийских всерьез взялась не только Грюг, но и Давара, и Габриэль Стааф, которого я по-прежнему считала братом, хоть наше родство и ограничивалось линией матери, и, конечно, Орион, без колебаний принявший титул графа Стааф и прилюдно присягнувший мне на верность.
Камаль и Габриэль быстро нашли общий язык и вскоре виртуозно приструнили ретивых дворян, не желавших служить мне, юной королеве, путем исключительно дипломатическим. И как только все поутихло, я даровала графу Давара герцогский, освободившийся после смерти Кромура, титул. А потом, постепенно Камаль и Кесади, которым приходилось проводить рядом со мной, а значит и часто вместе, уйму времени, прониклись друг к другу нежными чувствами. И я была этому несказанно рада, потому как чувствовала себя виноватой за то, что не смогла ответить Давара взаимностью. Возникшая у него сердечная привязанность к другой сняла груз с моей души.
- Как ты справлялась? - удивилась Кесади, выдергивая меня из омута воспоминаний.
- Как-то справлялась. Хотя волновалась страшно, - чуть улыбнулась я, вспоминая причину.
Наша с Орионом свадьба происходила чуть ли не в период осадного положения, стража была повсюду, гостей - минимум, все второпях и наскоком. Я даже толком не успела ощутить торжественности момента. Но так было надо: союз новоявленной наследницы с тем, кого считали преемником Лестуса Иврийского, должен был положительно повлиять на умы простого люда. Волноваться приходилось из-за того, что неровен час на нашу свадебную процессию могли напасть бунтовщики. Но все обошлось.
Я тогда, конечно, хотела отложить свадьбу, сыграть ее позже, в более спокойное время, после окончания траура по почившему королю, но… Сделано было так, как того требовала ситуация. Да и самое главное ведь не как выходишь замуж, а за кого! А я вышла за того, кого искренне люблю и кто искренне любит меня.
- Я волновалась, а ты не волнуйся! - заключила я и медленно поднялась из-за стола.
Вставать и ходить с каждым днем становилось все сложнее, последнее время
