бы верить.
Он собирался ответить что-нибудь легкое, ободряющее, но не успел. Башня вдруг содрогнулась, и раздался долгий душераздирающий скрежет.
– Твою мать, – с чувством проговорил Эдди, прихватив пару золотых слитков, которые сунул за пояс. – Кажется, они там башню сейчас обвалят!
О выгодных предложениях и злых колдунах
В коридорах по-прежнему царила пустота.
Мы уходили. Я подобрала юбки, иначе бежать в них было просто невозможно. В руке сжимала мешочек с драгоценностями. Совесть немного мучила: нехорошо все-таки грабить живых.
С другой стороны, этот живой и сам от святости далек, так что как-нибудь перетерпит.
Мы уходили.
По пустому коридору к шахте, в которой не было кабинки, да и я не рискнула бы спускаться в ней. Благо нашлась нормальная лестница.
– Что там вообще происходит? – поинтересовался Чарли, пропуская меня вперед. И смотрел так, с беспокойством. Оно понятно, мастера мастерами, а лестницу в башне сделали узкой, крутой. С такой навернуться – самое милое дело.
– Ну… сперва бабы с ума посходили, кто-то в обморок грохнулся, кто-то разгрохнулся… в смысле, очнулся, – доложил Эдди.
– Я понял.
– Вот, и орать начали. Сперва одна, потом вдруг много и сразу. Их успокаивать пытались. А они визг подняли. Какая-то одному мужику в лицо вцепилась. Другая грозила Змеенышу оторвать… ну, то самое… Плакали еще. Охрана пыталась вывести гостей, да тут… короче, Странник объявился. Императора свергать.
– Революция, стало быть?
– Ага. Она самая. Он там не один был, и я решил, что все одно толку с меня немного, а вам, может, помощь нужна.
Лестница… ненавижу лестницы. И юбки тоже. Чтоб я еще хоть раз в жизни… оборвать бы, но, чувствую, не поймут.
И скачу козой со ступеньки на ступеньку, думая лишь о том, как бы не сверзнуться.
– А револьвер откуда?
– Странник подсобил. На всякий случай. Видишь, пригодился.
– А Змееныш?
– Там был.
– Августа?
– С ним. Уж извини, но там такая толпень… наемники их держали, думаю выведут. Только куда?
Башня вновь содрогнулась, и на головы нам посыпалась мелкая крошка, заставляя двигаться быстрее. А то ж этак и вправду развалится.
Я опять задрала юбки, вечно они из рук выскользнуть норовят.
Но лестница закончилась.
Дверь.
И за дверью – коридор, просторный, мрамором отделанный. Там… люди. Бегают, суетятся, орут… кто-то кого-то то ли бьет, то ли пытается. Полный хаос. Я отступила, чтоб меня не сбили две девицы, вцепившиеся друг другу в волосы. От белых платьев их остались лохмотья, да и сами девицы изрядно поутратили красоты и кротости.
– Что тут… – Чарльз осекся, отмахнувшись от куска чего-то липкого, что угодило в плечо, растекшись по фраку липким кремом.
– Они свихнулись! – тихо сказала я, глядя как солидный господин с седой аккуратной бородкой скачет козликом и весело размахивает цилиндром. – Я не знаю, что он сделал…
У стеночки сидел наемник и тихо горестно рыдал, баюкая в руках револьвер.
Мы осторожно прошли мимо. Обошли деву, что содрала и платье, и юбки, оставшись в одной нижней рубашке. Она кружилась, поднявши руки к потолку, и выглядело это жутковато.
– Точно, свихнулись…
– Слушайте меня! – Этот голос прокрадывался в самое сердце, заставляя его сжиматься в страхе, что больше не услышу его.
Или наоборот, услышу.
– Слушайте меня…
Бледный Змееныш стоял на троне, покачиваясь из стороны в сторону. Драгоценная шкура его одеяний лежала на полу, на белой рубахе пестрели пятна.
– Вы все мои дети…
– Твою ж… – поморщилась я, заткнув ухо пальцем. Мне невольно хотелось слушать.
И смотреть.
И…
Раздался взрыв истеричного смеха.
И по спине моей побежали мурашки.
– Я вас всех люблю…
У подножия трона сидела Августа, глядя на Змееныша со странной смесью болезненного восторга и ужаса. Рядом замерла сиу, скрутившись калачиком, зажимая уши. Орчанка стояла у стены, запрокинув голову, зажмурившись, а из глаз ее текли кровавые слезы.
– Эдди…
Я вдруг обернулась.
– Эдди!
Широко распахнутые глаза и восторг, треклятый восторг в них.
Орвуд?
И он тоже смотрит на Змееныша, а тот, заметив нас, смеется. И снова смех его подобен разбитому стеклу, которое щедрой рукой сыпанули в ботинки. Тварь! Какая же он тварь!
– Вот и вы…
И снова этот голос, звенит, переливается.
– Ты обманула меня, Милисента. – Змееныш строго взглянул на меня. И пальчиком погрозил. И все-то в зале вдруг замерли, обернулись, уставились на меня же. От взглядов их перехватило горло, дышать и то стало тяжело. – И что из этого получилось? Посмотри.
Он спрыгнул и пошел ко мне.
Неспешно так, совершенно уверенный в своей власти над людьми. И ведь он действительно властен над ними.
– Эдди. – Я дернула его за рукав, но брат лишь моргнул. – Чарльз?
И этот в ступоре. Главное, смотрит на Змееныша с первозданным восторгом, которого этот ублюдок точно не заслуживает.
Орк? Застыл громадиной.
И вот… народу тьма, а подвиг совершать, так мне?
– Вы… вас следовало бы казнить. Как их… – Он указал куда-то, и я увидела людей в одинаковых черных фраках. Все здесь в черных фраках, но у этих на груди были приколоты алые цветы. Люди сидели на корточках, тесною кучкой. Сидели, вцепившись в волосы, покачивались и… плакали?
– Они раскаиваются. И их раскаяние искренно… и даже он, посмотри…
Странник?
Я не узнала его сперва. Тоже фрак, тоже цветок в петлице, и упрямое выражение лица, которое то соскальзывает, сменяясь восторженным, то возвращается.
– Он пытается бороться, но его кровь слишком слаба. Знаешь, я ведь поверил, что с этими девицами ничего не выйдет. Надо было попробовать. Если они такие же, как этот, все бы получилось. А ты, выходит, куда как сильнее…
Еще шаг.
И смотрит прямо в глаза. И я смотрю. Что ж не посмотреть-то?
– Интересно… очень интересно… почти невозможно… но ведь все-таки… кто твой отец?
– Да так, один больной ублюдок.
– А мать?
– Достойная женщина.
– Не сопротивляйся, Милли. – Он покачал головой. – Тебе же будет хуже. Всем им будет плохо…
А то им сейчас охренеть до чего хорошо.
– Я ведь могу по-разному… скажем, вот так… – Он щелкнул пальцами, и Орвуд вцепился себе в щеки. – Или, может, глаза? Он мне еще нужен, но и оставить предательство без последствий я не могу.
– Почему?
– Потому что это слабость.
– Нет, почему они опять? Они же должны быть… получить…
– Каплю твоей крови, чтобы скинуть морок? Да, у тебя вышло испортить праздник. А я не люблю, когда что-то идет не по плану… скажи, что с ними сделать? Хочешь, я заставлю их выколоть себе глаза?
Больной ублюдок.
Нет, ну почему
