– Зачем?
– Что – зачем?
– Зачем вы убиваете? – В любом действии должен быть смысл. Даже Бабай, патологический убийца, старался не отнимать жизнь без нужды. А у него нужда, да еще какая…
– Вот ты мне и скажи, это ведь ты у нас особенная. – Саломея поморщилась, признавать чью-то исключительность было не в ее правилах. – Когда ты подозревала Анук, чем ты оправдывала ее действия?
– Такое нельзя оправдать.
– Перестань. При желании можно оправдать все, что угодно. Так почему ты подозревала Анук?
– Она старая.
– Хорошо. Уже теплее. – Саломея ободряюще улыбнулась. Так улыбается терпеливая учительница нерадивому ученику.
– Ее силы иссякали. И жизненные, и ведьмовские.
Пусть… Если Саломее хочется поговорить, она будет разговаривать. Время – ее союзник. Возможно, порошок Анук не будет действовать так долго, как рассчитывает Саломея. И тогда у нее появится шанс. Хоть крохотный – любой.
– Ведьмовские силы не могут закончиться, детка. Чем старше ведьма, тем она сильнее. Это как коньяк. А вот жизненные… Тут ты попала в точку. Видишь ли, какая досада… Вот ты можешь горы своротить, мужики падают к твоим ногам штабелями, деньги у тебя есть, драгоценности. Одного нет – здоровья. – Лицо Саломеи окаменело, сколы и трещинки проступили на нем с новой силой, просочилась сквозь поры желтушность, ввалились глаза, заострились скулы, а роскошные платиновые кудри, казалось, вмиг свалялись, превращаясь в седые патлы. Морок. Морок, наброшенный на саму себя. Вот только себя не обманешь.
– Что это? – Арине бы отвернуться, не видеть это стремительное увядание, но она смотрела во все глаза.
– Это то, с чем не может справиться ни одна ведьма. Лейкоз – предвестник грядущей смерти. А умирать не хочется. – Лицо-маска снова изменилось, подтянулось, помолодело. – Ты знаешь, как хочется жить, когда весь мир у твоих ног? Знаешь, на что можно пойти ради спасения собственной жизни?
– Да, на убийство.
– Убийство. Как по́шло! – Саломея взмахнула рукой. – Это не убийство, а естественный отбор. Выживает сильнейший. Самый сильный, самый приспособленный.
– Вы?
– Я! И не смотри на меня так! Много ты понимаешь, девчонка! Я не сразу стала такой. Я боролась, пыталась справиться обычными средствами, человеческими. Казалось бы, если есть деньги, можно решить любую проблему. Да вот не любую! Мне сказали, надежды нет. В пяти разных клиниках, пять разных врачей, на пяти разных языках. Пересадка костного мозга не поможет, химия лишь продлит страдания. Когда в твою жизнь стучится смерть, деньги превращаются в бесполезные бумажки. Мне обещали полгода. Я живу уже два. И поверь, врачи тут ни при чем. Я живу на своих собственных «ведьмовских» резервах.
– И убиваете себе подобных.
– Как меня бесят глупые идеалисты! – Саломея досадливо тряхнула головой. – И она была такой же. Марта. Она одна знала, ей одной я открылась. Она же врач. Говорили, очень хороший. Двадцать лет работы гематологом, пятнадцать лет восточных практик, целительский дар с самого рождения. Только она одна могла мне помочь. И помогала: травки, заговоры, китайские штучки. Мне становилось легче. Ненадолго. А потом все возвращалось, становилось еще хуже, страшнее. И самое ужасное, я понимала, шкурой чувствовала, что может быть по-другому, что есть средства, которые позволят мне исцелиться не на время, а навсегда. Я догадывалась, что Марта знает, как это сделать без травок, заговоров и китайской фигни. Знает, но не рассказывает. «Саломея, потерпи еще немного, я что-нибудь придумаю!» – вот что она говорила! Каждый раз лгала, глядя мне в глаза. И тогда я подумала: «Какого черта? Я же морочница!» – Она дернула ворот рубашки, выпростала камею, погладила с нежностью, улыбнулась: – Я морочница, и у меня есть вот это. На случай, если собственных сил не хватит. Но их хватило, Марта заговорила. Оказалось, что я была права – есть решение, и Марта о нем знает.
– Убийства…
– Молчи, не перебивай! Ты беспородная шавка, которой дар достался по нелепой случайности. Тебе меня не понять, но хотя бы попытайся.
Краем глаза Арина видела, как Марго, склонившись над бесчувственной Анук, покачала головой – все по-прежнему.
– А ты стой на месте! – взвизгнула Саломея и потянулась за кинжалом. – Если не хочешь всю оставшуюся ночь штопать дыры в своем брюхе.
Марго замерла, вопросительно глянула на Арину.
«Ты можешь уйти, – не сказала, а подумала она. – Тебе незачем здесь оставаться».
– Ну уж нет. – Марго раздраженно дернула плечом. – Я хочу увидеть, как она сдохнет.
– Поболтали? – осведомилась Саломея. – А теперь заткнитесь! Обе!
Она прошлась от стенки до стенки. Восемь шагов туда, столько же обратно. Потерла виски и продолжила другим, совершенно спокойным тоном:
– Большие блага и тайны не даются малой кровью. Платить нужно за все. В моем случае можно было заплатить чужой силой. Ты слышала про девять жизней кошки?
Арина кивнула, украдкой попыталась пошевелиться. Ничего. Лишь лежащие на коленях пальцы чуть заметно дрогнули. Порошок Анук действовал безотказно.
– А про то, что у ведьмы, как и у кошки, тоже есть девять жизней? Я израсходовала почти все свои, когда боролась с болезнью. Песок в песочных часах практически закончился. Время вышло. Но если отнять жизни у других ведьм, все чудесным образом наладится. Проблема тут только одна: ведьма – редкий зверь. Я знала лично семерых, тех, кто входил в Круг. И Марта была одной из них. Ей просто не повезло. Признаюсь честно: убивать нелегко. Что бы там про меня ни говорили, все мои мужья умерли своей смертью. Чтобы не ждать слишком долго, нужно выходить замуж за старика. Переполненное любовным томлением стариковское сердце – очень хрупкий механизм. – Саломея улыбнулась. В ее улыбке была нежность Черной вдовы.
– Но ты все равно убила, – раздался скрипучий голос.
Арина вздохнула с облегчением – Анук пришла в себя.
– И снова здравствуйте! – Саломея отвесила театральный поклон. – Теперь уже точно все в сборе. Так даже интереснее. Кстати, как тебе твоя протеже? Хорошо она тебя приложила, старую дуру!
– Простите. – Арина скосила взгляд на Анук.
– Ничего, девочка, я сама виновата.
– Конечно! – подхватила Саломея. – Ты чуть все не испортила. А вот скажи честно, Анук: ты в самом деле собиралась меня убить? И рука бы не дрогнула?
