Его улыбка заставила вспыхнуть во мне самой грубой жажде. Его движения становились сильнее, быстрее, превращая мои стоны в резкие крики. Когда его рана закрылась во второй раз, я опустила его запястье и притянула его голову к своей. Его язык вторгся в мой рот с той же жестокостью, как и его чувственные толчки, и я встретилась с одинаковым рвением. Если бы он не держал меня, положив свои руки на мою голову и бедра, плитка позади меня, возможно, треснула бы от его яростных толчков в меня, но мне было все равно. Его кровь бурлила во мне, подобно огню, наполняя меня еще большей дикостью. Ничего не существовало, кроме этого момента, и когда мое тело содрогнулось от взрыва экстаза, я перестала даже замечать холод. Все что я чувствовала, было тепло внутри меня и снаружи.
Предполагалось, что Влад будет сопровождать меня на каждой вылазке, но это было не так. Иногда, он отсылал меня в дом одного вампира, в то время как сам направлялся к другому и привозил что-нибудь для моего касания. У меня ушел целый день, чтобы понять почему. Он посылал меня к союзникам, вероятность предательства которых была меньше всего, тогда как сам брал на себя вампиров из группы риска. Таким образом, он сдерживал свое обещание расширить поиски Марти, в тоже время, защищая меня от мест, которые он считал слишком опасными.
Одновременно, досадно и трогательно, и в тоже время дополнительный хаос к моим бурным эмоциям. Если бы Влад был таким бессердечным существом, он бы использовал меня самым лучшим способом, бросая меня в самые опасные места. Но он этого не делал. Так каким был настоящий Влад? Тем, чье сердце навсегда было вне досягаемости, или тем человеком, которому, казалось, моя безопасность была намного важнее, чем скорейшее утоление жажды мести?
Пока я думала об этом, черный внедорожник, в котором я находилась, остановился у высоких железных ворот. Максим был за рулем, у Шрапнеля в руках было оружие, в то время как я оставалась на заднем сиденье. Еще один внедорожник, заполненный шестью дополнительными охранниками, внимательно следил за нами. Мы были в пятнадцати минутах от Орадеа в Румынии, но осмотревшись вокруг, вы бы даже не предположили, что где-то по близости был шумный город. Эти ворота стояли посреди густого леса, длинная дорога из гравия вела к практически невидимому повороту — который вероятно вел к уединённому месту. Хозяева этого места либо очень любили уединение, либо ненавидели нежданных гостей, которыми мы трое и были. Максим опустил окно и нажал кнопку на металлической консоли, торчащей в нескольких футах от земли. Я не слышала приближения камеры на его грубые черты лица, но я даже не сомневалась, что так и было.
— Vlad Tepesh kuldottei Gabriel Tolvai — hoz jottek, — заявил он.
Я поняла лишь имена. Габриэль Толвай, союзник Влада, который, как обычно, наверно, даже не подозревал о возможном союзе с Шилагаем. Тем не менее, его имя было еще одним в списке, которое необходимо было вычеркнуть, пусть даже Толвай и жил в уединенном местечке, где его ближайшими соседями, казалось, были лишь животные.
Высокие вороты открылись, и мы проехали сквозь них. Проехав длинное поле, по размерам походившее на футбольное, Максим подъехал к величественному двухэтажному белому дому с охристого цвета отделкой. Старая мировая архитектура, судя по всему, была эстетическим выбором, нежели указывающей на возраст дома, в те время дома были огромными, а этот казался более меньшим, где-то с 1/4 дома Влада.
Двое бородатых охранников с автоматами стояли возле главного входа. Поскольку здесь жил вампир, я догадывалась, что эти большие пушки были заправлены взамен свинца серебряными пулями. Максима и Шрапнеля это совсем не заботило. Когда мы вышли из машины, они даже не взглянули на охранников, которые провели нас через двойные открытые двери, так что я стала подражать их манере поведения. Наш остальной конвой вышел из машины, но остался ждать снаружи, их присутствие было сродни угрозе, о которой умалчивалось. По своей обычной схеме, как только я переступила порог дома Толвая, я начала петь самые худшие песни восьмидесятых годов. Я ни в коем случае ни хотела рисковать делом и быть пойманной врасплох еще одним телепатом.
По коридору навстречу нам шел стройный парень с красновато-коричневыми волосами. На нем были джинсы, кроссовки и черный пиджак прикрывающий футболку Ed Hardy. Он даже не выглядел достаточно взрослым, чтобы ему наливали в Штатах, так что я удивилась, когда Максим и Шрапнель склонили перед ним головы.
— Приветствие от нашего отца, Толвай, — сказал Максим формальным тоном.
Толвай ответил ему длинным диалогом, из которого я не поняла ни слова. Это был не румынский — его я уже распознавала получше, по крайней мере, некоторые слова — но мое смущение прервали, когда Шрапнель поднял руку.
— Влад просил, чтобы вы говорили по-английски с гостем, чтобы она могла понять все, что вы говорите.
— Правда? — ответил Толвай с сильным акцентом.
Его янтарный глаза пробежались по мне. Когда я взглянула в них, я поняла, как ошибалась, посчитав, что Толвай был моложе меня. В этих жемчужных глазах отражался вес веков, и то, как его взгляд прошелся от шрама на моем лице к моей обуви, ясно говорило, что этот человек не был таким уж бесполезным.
— Если Влад того желает, я повторю, — сказал Толвай, улыбаясь мне, подобно большой белой акуле. — Что случилось, раз Влад прислал свою главную охрану в мой дом, даже не позвонив, что они прибудут?
— Недавно четверо вампиров подожгли одно из заведений Влада в южной Сучаве, — заявил Максим. — Трое из нарушителей убиты, но один сбежал. Влад просит всех своих союзников, помочь ему в поисках последнего поджигателя.
Губ Толвая коснулась насущная улыбка.
— Конечно, я помогу. Любая атака на территорию вампира должна быть быстро отомщена его врагам, или же это примут за признак слабости.
Я была удивлена его завуалированной насмешке. В списке Влада Толвай не был подозреваемым, но, быть может, ему стоило пересмотреть свое мнение. Шрапнель по-видимому тоже не оценил этот подтекст. Яркость его глаз могла бы прожечь отверстие в обманчиво молодом теле Толвая, но вампир даже не забеспокоился об этом. На самом деле, его взгляд смотрел на меня с таким пренебрежением, что любое его слово можно было расценивать сплошным сарказмом, а я для него и вовсе была никем.
После этого небольшого противостояния, Шрапнель проговорил ему мягким тоном: — Тогда вы не станете возражать, если Лейла дотронется нескольких вещей в вашем доме.
На лице Толвая отразилась путаница, но не тревога.
— Miert? Но зачем? — сказал он и по-английски.
