Да?
Он безумно закивал.
— Да, так. И тогда Аид и Персефона могли бы ходить по миру смертных, а не только по Царству мертвых.
— Разве это не был бы мило? Великаны с огнем. Жуткие существа с пастями, полными мечей, пожирающие людей. В таком мире я хочу жить, — она закатила глаза. — Смертные. Вы такие недальнозоркие.
Он не был в этом уверен. Без смертных боги были бы ничем. Он не хотел верить, что они не влияли на этот мир и все миры. И он был уверен, что история Персефоны поворачивала в сторону, которую он хорошо знал.
Он уверенно расправил плечи, присоединился к Оракулу у ее огня. Амброзий вытянул руки, стал греть замерзшие пальцы.
— Когда она вернулась домой, она увидела народ, поклоняющийся ей, да?
— Да.
— И тогда поняла, как много мой народ сделал для нее, — жители Элевсина были скрытными, но любили свою богиню больше жизни. — Тогда она дала нам свои указания.
Оракул посмотрела на него.
— Ты не хочешь меня слушать? Сам Геракл прошел твои испытания. Он сделал все это до того, как Персефона узнала, что люди поклонялись ей.
Он нахмурился.
— В этом нет смысла. Она должна была знать, мы живем по ее словам.
Грохот сопровождал его мысли. Он пригнулся, боясь, что сам Зевс собирался ударить по нему с неба.
Оракул смеялась. Дождь полился, буря вдруг налетела на гору Оракула. Но ни капли не коснулось их под крышей с терракотовой черепицей.
Она знала, что будет дождь? Судя по ее хитрой улыбке, Амброзий был уверен, что она предсказала погоду. Потому ушла под навес.
— Аид мог биться за нее сильнее, — буркнул он, сделал шаг ближе к костру, чтобы дождь не холодил его спину.
— И начать еще войну на Олимпе? Он проиграл бы, — Оракул покачала головой. — Они всегда проигрывают Зевсу.
— Он должен был что-то сделать, — яростная любовь к богине горела в его животе и сердце. — Я сделал бы.
— Нет, — Оракул махнула ему садиться у огня. — Любовь матери сильна. И Деметра была одержима. Она сделала бы себя мученицей, и все боги пострадали бы, если бы она не вернула ребенка. Зевс знал это. Гермес знал это. Даже Персефона знала, что, если она не вернется к матери, то весь мир пострадает. Разве не потому вы любите свою богиню? Она помогает своему народу?
— Да.
— Тогда не суди ее решения. Она хотела, чтобы смертные жили. Она хотела своего мужа. И она выбрала смертных выше него. Или ты не слышал историю?
Амброзий знал эту часть, хоть все спуталось в его голове.
— Да, она была добра к смертным. Она вернулась и дала нам повод верить, что загробная жизнь может быть хорошей для нас. Для тех, кто следовал за ней.
Оракул снова рассмеялась.
— Я забыла, что вы все верите в это. Конечно, она это делала. Но не только для народа Элевсин. Персефона была не такой жестокой, чтобы позволить только тем, кто следовал ее законам, хорошую загробную жизнь.
Амброзий снова сел.
— Что еще случилось?
— Что ж, — ответила Оракул. — Сначала ей нужно было найти способ вернуться в Царство мертвых.
ГЛАВА 34
Персефона не спорила, когда Гермес унес ее домой. Что она могла сказать?
Царство мертвых было ее домом. Он знал это, но слушался Зевс. Зевс должен был понимать, что она полюбила место, которое построил Аид. И они все равно хотели, чтобы она пришла и успокоила мать.
Отчасти ей хотелось вернуться домой. Она оглянулась на проход в Подземный мир, он медленно закрывался. Всю ту яркую тьму, роскошную природу тех, кто жил в ней, но теперь она не видела этого.
Персефона вздохнула и повернулась к миру смертных, который сильно изменился.
Снег покрывал землю толстым одеялом серебра и белизны. Иней был на листьях, сиял на солнце, и дыхание вырывалось облачками пара. Было красиво, но и жутко видеть, как ее теплая родина стала чем-то другим. И все из-за богини, разозленной на дочь, оставшуюся с ее мужем.
Гермес доставил ее к храму ее матери, придерживал за талию, пока она не смогла стоять.
— Хорошо? — спросил он.
— Нет, мне не хорошо, — она посмотрела на золотой храм Деметры и вздохнула. — И мне не будет хорошо, пока я не вернусь в Подземный мир.
Он сверкнул улыбкой.
— Ты об этом позаботилась, когда съела гранат, милая. Как бы ни боролась твоя мать, те семена отправят тебя в Подземный мир.
— Зевс точно будет в ярости, — ответила она. К сожалению, только он мог заставить ее остаться тут. Рядом с матерью.
Гермес пожал плечами.
— Вряд ли. Он хочет быть подальше от этого бреда, а Деметре придется терпеть. Даже боги не могут помешать мертвым вернуться на их земли.
— Мертвым? — Персефона нахмурилась, но Гермес уже исчез. Ее вопросы остались в холодном утреннем воздухе.
Она сделала еще шаг вперед, под ногой хрустнул лед. Она не помнила тут реку, и Деметра вряд ли хотела бы больше воды в своем мире. Ее мать не любила, когда нимф было много.
Она склонилась, прижала пальцы ко льду и ощутила его тепло. Такое тепло, что лед немного потрескался, словно он знал ее. Словно река пыталась ей что-то сказать.
Голос Деметры донесся по ледяному воздуху:
— Это Киана, если ты ее не узнала.
Она стояла в центре поля, выглядела так, словно только появилась. Красивая и безвременная, как всегда, ее мать была в золотом одеянии, выглядящем как растопленный металл, который налили на ее тело. Ее пшеничные волосы ниспадали по плечам, красивые завитки кудрей обрамляли печальное лицо.
Если бы на нее посмотрел кто-то другой, ее приняли бы воплощением меланхолии. Скорбящая мать получила шанс воссоединиться с дочерью.
Персефона знала лучше. Это была уловка матери.
