рода.
Я вышла из кареты, и Аларик прижал меня к себе, яростно глядя на отца.
— Что ж, — губы барона искривились в победной усмешке, — я задумал породниться с Меркатами так или иначе. На балу Равноденствия должны были объявить твою помолвку с дочерью виконта. Но если ты отказываешься, через три недели, как только Эрментине исполнится шестнадцать, она станет виконтессой Меркат. Это будет прекрасный союз.
— Ты не отдашь Эрментину старику пятидесяти лет!
— Мальчик мой, я не спрашивал твоего мнения.
Тычком трости барон сбил на земь покачивающуюся дверцу, та громыхнула о брусчатку. Боулес негромко приказал:
— В замок.
Мы остались стоять в темном переулке. Рядом всхрапывала лошадь, на которой прискакал Аларик. На козлах делал вид, что дремлет, возница доставившего меня кэбрио. Аларик увлек меня внутрь. Он держал меня за руки и горячо убеждал, что найдет выход из положения, в котором мы оказались, что отец упрям, но он, Аларик, еще упрямее, а я смотрела на едва освещенное светом из окон любимое лицо и понимала, что барон все предусмотрел.
Род Боулесов никак нельзя назвать малочисленным. Аларик упоминал то одну двоюродную тетушку, то другую, то неких кузенов на двадцать лет его старше, то четвероюродных племянников.
Меркаты — графский род. Виконт — или сын, или младший брат графа. А значит, их связи еще прочнее. И два рода загонят нас как вервольфы косулю.
Я обняла Аларика, поцеловала в последний раз и убедила отпустить меня пройтись пешком. Но все же в отдалении за спиной я слышала цокот подков, пока не постучала в парадный вход пансиона.
Аларик присылал письма ежедневно, рассказывая, какие переговоры он ведет внутри рода, что создалось две партии, что он вступил в переписку с виконтом, и что он непременно разрешит это временное затруднение. Я читала между строк — меня хорошо учили в "Шиповнике". На стороне Аларика молодежь, у которой пока еще нет веского голоса. Виконт не сдается, иначе бы Аларик написал об успехах. Времени все меньше.
За два дня до бала я вспомнила другие навыки, которые получила в пансионе "заноз", и переодевшись в штаны для удобства, доехала на селянской повозке через мост до перелеска, за которым до замка рукой подать. Скрываясь в кустах я притаилась в дальнем конце сада. Наконец, мне повезло — Эрментина гуляла одна.
Мы спрятались в зарослях, и она потрясала кулачками, рассказывая о замысле отца, убеждала меня не отчаиваться, говорила, что она готова зарабатывать на хлеб своим трудом, отказавшись от положения в обществе и имени, когда сбежит вместе с нами. Я понимала, что барон Боулес не отступил и не отступит. И никакого выхода нет.
Эрментина предложила мне поговорить с невестой Аларика и убедить ее отказаться от брака. Я понимала, что это ни к чему не приведет, но чтобы не расстраивать Эрментину еще больше, согласилась встретиться с Мирианой.
Через полчаса Эрментина вернулась с девушкой чуть старше нее самой, и мы плакали втроем. Я не согласилась помогать Мириане бежать в монастырь и попросила ее сделать Аларика счастливым, насколько это возможно. Эрментина побледнела:
— Значит, ты отказываешься от моего брата? Ты сдаешься?
Я обняла ее:
— Я не буду счастлива в браке с Алариком, если тебе придется страдать.
Мне казалось, что я уже выплакала все слезы, но я ошибалась.
Я вернулась в пансион опухшая, едва стояла на ногах, но откладывать было нельзя. Когда я постучалась в комнату к директрисе, мне показалось, что та не удивилась, лишь спросила:
— Надеюсь, ты была осторожной?
— Да, конечно.
Я не стала уточнять, что она имела в виду, но в тягости я определенно не была. Об остальном я ничуть не жалела.
— Ты можешь остаться и преподавать дальше, но я уверена, что ни барон, ни Аларик не дадут тебе спокойной жизни. Один — потому что отомстит за непослушание сына, второй — потому что любит. Ты слишком горда и честна для того, чтобы стать любовницей женатого мужчины.
— Мне нужно уехать, — кивнула я.
— Я дам тебе лучшие рекомендации. Надеюсь, у тебя есть сбережения?
— Да, немного.
— Я выпишу тебе премию. Ты заслужила тем, как прошла это испытание. И еще… — Она остро глянула на меня. — Есть люди, которые мне кое-чем обязаны, и я могу сегодня же достать тебе бумаги на другое имя. Я напишу рекомендации на оба. Иначе, боюсь, молодой Боулес тебя быстро найдет.
— О… Да, разумеется. Благодарю вас!
Наутро я села в дилижанс, который увозил меня из Боулесина. В кармане на внутренней стороне жилета прятались бумаги на имя Лориетты Долран, бумаги на имя Гарниетты Раенальд, и две рекомендации — и той, и другой.
Поступила бы я так теперь, случись у меня подобные обстоятельства? Или стала бы искать выход, рисковать со всем моим нынешним опытом? Не знаю. Тогда я была моложе, и когда живое воображение показывало мне картины, как Эрментину волокут к алтарю, иного выхода я не увидела.
Девушки доверили мне выбор развлечений, и за два дня мы выполнили все задуманное. Секирд впервые была в музее, и выглядела изумленной и оглушенной новым, неизведанным миром. Я купила ей книгу про основы искусств. Хитре, напротив, искусства преподавали как благовоспитанной девице из княжеской семьи, но музеи и картинные галереи оборотней довольно однобоки, и Хитре многое было в новинку, хотя смотрела она на картины и статуи более понимающим взглядом, чем подруга. В книжной лавке при музее она выбрала альбом “Сцены охоты в современном искусстве”.
Я позволила воспоминаниям течь сквозь меня, как вода тихой речушки в оглаженном солнцем лесу. Порой мне чудилось, что юная пара, Аларик и Лори, идут со мной рядом. Я смотрела на них, таких счастливых, у статуи духа весеннего дождя, где Аларик тихо произнес Лори на ухо: “она так похожа на тебя”, и Лори смущенно покраснела — дух обладал формами юной девушки, прикрытыми искусно выполненной тонкой накидкой. Верней, ничем не прикрытыми, лишь кое-где резец скульптора обозначил складки на белом мраморе. Через две недели в лесном домике Аларик скользил губами по розовеющей коже, будто повторяя узор мраморных изгибов, и шептал “невероятно похожа”.
Влюбленные стояли перед картиной, где сердитый океан, казалось, был готов захлестнуть золотистые завитки рамы, и кораблик на гребне волны отчаянно боролся с разгневанными духами бури. Аларик будто невзначай провел пальцами