то мы опоздаем.
Я знала, что этот рабочий день будет непростым, но не ожидала, что все окажется настолько сложно. К концу дня мы с Мэтью поняли, что у нас около двадцати новых случаев испанки всего за день. По меркам нашей деревни это было очень много. Я вернулась домой ближе к полуночи, но Мэтью там не было: еще до ужина он поехал осматривать больных и, видимо, где-то застрял. Я не особо волновалась — привыкла за столько лет.
Примерно час спустя, я увидела машину Мэтью на подъездной дорожке и спустилась вниз встретить мужа.
— Умираю от голода, — сказал Мэтью, снимая шляпу и целуя меня в щеку. — У меня не было ни одной свободной минуты.
— Пойдем, — я взяла мужа за руку и потянула в сторону кухни. Мне не хотелось будить слуг, и я решила сама приготовить ему что-то на скорую руку. — Как прошли визиты?
— Не очень, если честно. Олбрайт умер на моих глазах.
— Как? — не поверила я. — Ты ведь был у него два дня назад и все было неплохо…
— Видимо, я недооценил коварство испанки, — Мэтью тяжело опустился на стул и закрыл лицо руками. Я поняла, что он смертельно устал.
— Эй, мы и не с таким справлялись, — мне хотелось обнять мужа, но я не могла отойти далеко от плиты, на которой уже весело шкварчала яичница с беконом. — И с этой испанкой разберемся.
— Надеюсь, Мэри, но смертей станет больше, — мрачно отозвался Мэтью.
* * *
— Что-то ты совсем не выспался, — заметила я, подливая отчаянно зевающему Мэтью кофе за завтраком. — Хотя вроде бы мы вчера работали не так много.
— Если честно, мне захотелось подумать о чем-то еще кроме работы, и я зачитался допоздна.
— О чем читал? — я ощутила легкую зависть. Меня после работы хватало только на то, чтобы переодеться, наскоро поужинать и рухнуть в постель.
— Я читал большую статью о самолетах. Там говорится, что через пару лет самолеты станут так же доступны путешественникам, как поезда или корабли. Жду не дождусь, когда мы с тобой сможем куда-то полететь.
— Ни за что! — я едва не подавилась кофе, услышав очередную слегка безумную идею Мэтью. — Я едва привыкла к автомобилям, но летать в небе… Никогда!
Мэтью улыбнулся и отпил кофе. Его глаза снова ярко блестели, а я слишком хорошо знала, что это значит — мой муж загорелся какой-то идеей и не успокоится, пока не реализует задуманное.
— Зато мы сможем увидеть землю с высоты птичьего полета. Подумай, Мэри, у нас еще никогда не было шанса испытать что-то подобное.
— Я отлично и без этого обхожусь.
— Думаю, со временем все будут летать, — заметил Мэтью. — Может не в этих жизнях, так в следующих, нам придется решиться на это. Так не лучше ли попробовать это вместе?
Взгляд Мэтью стал серьезным. Мы никогда не говорили об этом, но оба знали, что мы вовсе не молодеем. Пока у нас еще есть время, но кто знает, сколько его осталось. Отпуск, запланированный на годовщину знакомства, полеты, собака в подарок… Мне вдруг показалось, что Мэтью стремится создать как можно больше счастливых совместных воспоминаний и таким образом немного вытеснить мрак военных лет.
— Только если ты будешь держать меня за руку весь полет и ни на секунду не отпустишь, — тихо сказала я, хотя внутри все переворачивалось от одной мысли оказаться на огромной высоте. — Тогда я подумаю.
— Ни за что не отпущу, — кивнул Мэтью.
После завтрака мы разделились. Мэтью должен был объехать дюжину пациентов, заболевших испанкой за последние дни, а мне предстояло заняться рутиной в больнице. Мэтью забрал свою машину, а мне вовсе не хотелось сегодня садиться за руль нашего второго автомобиля, так что я решила прогуляться до деревни. Стоял теплый майский день и, выйдя в сад, я заметила, что на розовых кустах уже распустились первые бутоны. Розы для меня теперь навсегда символ боли, а также память. Я на секунду остановилась, присмотревшись, и вдруг осознала, что сегодня восьмое мая. День, когда Роуз могло бы исполниться девятнадцать лет. Я покачала головой и продолжила путь, думая о том, что на днях обязательно зайду на кладбище.
Работы сегодня было совсем немного, но от чего-то уже к полудню я была выжата как лимон. Вдобавок голова начала нещадно кружиться, а в горле запершило. Я приготовила себе чай и с трудом, но все же отработала свою смену. Я понимала, что заболеваю, но не придала этому большого значения. Я всегда болею легко и уверена, что за пару дней встану на ноги. Закончив свою смену, я решила ненадолго прилечь в кабинете Мэтью, а потом уже идти домой. Голова болела и кружилась все сильнее, а сил не было. Ничего страшного, я немного полежу и мне станет легче.
Я закрыла глаза и провалилась в полудрему. Проснулась я уже поздно вечером от голоса Мэтью. Он что-то быстро и взволнованно говорил мне, но я от чего-то не понимала смысл сказанного. Горло болело так, словно в него насыпали мелких стекол. Мэтью подал мне стакан воды и, взяв его, я заметила, что мои руки ледяные и сильно дрожат. Должно быть у меня жар.
— Поехали домой, — кое-как прохрипела я. — Пожалуйста.
Я поднялась на ноги, но голова все еще кружилась, и я покачнулась и едва не упала. Недолго думая, Мэтью взял меня на руки и понес в машину.
— Ты заразишься, — сознание было затуманено, но мне важно было сказать. — Я думаю, это испанка, мне стало плохо слишком быстро.
— Я знаю, Мэри. И я не заражусь, — спокойно ответил муж, помогая мне сесть в машину и закрывая дверь.
Я всегда верила Мэтью, но ведь есть обещания, которые он не сможет выполнить.
* * *
Я почти не помню, что происходило со мной в следующие дни. Воспоминания стерлись, оставив лишь дикую головную боль, настолько сильную, что я почти не могла открыть глаза, и жар, из-за которого мое сознание было затуманено, но одновременно с этим мне не удавалось провалиться в спасительный сон. Примерно к третьему дню я перестала осознавать окружающую действительность и различать день и ночь. Меня снова окутал тошнотворный сладковатый запах, который я уже чувствовала девятнадцать лет назад, едва не умерев при родах. Я не вполне понимала, что Мэтью все эти дни был рядом, но я чувствовала его присутствие, его прикосновения и слышала голос мужа. Все это успокаивало меня и одновременно не позволяло болезни и тьме поглотить меня. Краем сознания я осознавала, что вполне
