Он опускался медленно, останавливаясь на каждой ступеньке. А внизу, у тела, вовсе присел. Наклонился. Почти коснулся конских волос — в отличие от лорда, его секретарь выбирал парики дешевые — и вдохнул новый запах.
— Скажите… — он сидел, закрыв глаза. — Ваша супруга… она ведь местная, верно?
— Вы хотите сказать…
— Что ей, возможно, есть что сказать.
От волос пахло духами и ароматными маслами, которые вовсе не вязались с этим человеком.
— Вы ошибаетесь, — сказал лорд, впрочем, без особой убежденности. — Она… она очень достойная женщина… и не могла… конечно, нет. Зачем ей?
— Не знаю, — Кайден перевернул тело, хотя особой нужды в том не было. А вот кровь оказалась вовсе не кровью, но алыми чернилами, что испачкали и ковер, и костюм мертвеца, и те же волосы.
Зачем ему чернила?
Хотя…
Кайден обмакнул пальцы и поднес их к губам. Слизнул осторожно. Зажмурился, свыкаясь с горьким вкусом, которому магия лишь добавляла горечи.
— Часто пользовались? — уточнил он.
— Случалось… подписи и так… он любил выделять важное, — наместник трогать чернила не стал, как и в рот совать, здраво рассудив, что человеку серьезному сие не по чину. — Значит, чернила?
— Частично…
— Он не был магом. Я бы понял.
— Значит, он лишь помогал, — легко согласился Кайден.
И вернулся к телу. На лице мертвеца застыло выражение крайней степени удивления. Ничего, потерпит… а рана нашлась не сразу. Под левой лопаткой. Крохотная, аккуратная весьма, если не искать, то и не отыщешь.
— Ударили его там, наверху, — Кайден посмотрел на лестницу и сощурился. — А потом столкнули…
Ковер сохранил и тот, другой, женский запах. И не только его — аккуратные следы каблучков, будто два пятнышка на алом поле.
— И все-таки я не верю…
— И не надо, — Кайден огляделся. Спешить смысла не было, ибо та, что убила, не могла не знать, что Кайден найдет и запах, и след. И скрыть его не потрудилась. Стало быть…
Глава 34
На женской половине дома царили ароматы.
Духов.
Притираний.
Сандала и розы. Драгоценных масел. Розовой соли. И темной густой грязи, которая, поговаривали, весьма благотворно сказывается на цвете лица.
Мягкие ковры лежали здесь плотно, часто в два слоя, надежно укрывая холод каменного пола. Тяжелые ткани укутывали стены, будто здесь вдруг самому дому стало зябко.
Цвета…
Тяжеловатые.
Темный пурпур. И позолота. Много позолоты. Она вилась под потолком, переползала на тяжелые рамы картин, обживала каминные полки, пятная, что фарфоровых пастушек, что стада их.
Плотно закрытые ставни.
Огонь в камине.
— Она всегда мерзла, — будто оправдываясь, произнес наместник. — Она всегда жаловалась, что ей холодно.
Меховые покрывала.
И манто из чернобурки, будто оброненное посреди комнаты. Здесь же — станок для вышивания, корзинки и нитки. Игла воткнута в подушечку, и от нее тянется розовый шелковый хвост. Ощущение, будто хозяйка на мгновенье вышла и вернется.
Нужно лишь подождать.
Кайден распахнул окна, впуская свежий воздух.
— Расскажите о ней, — попросил он.
И наместник вдруг осел в ближайшее кресло.
— Так… она достойная женщина. Очень достойная. Мне повезло… наверное… не знаю.
Тонкие пальцы его уперлись в виски. Рот приоткрылся, и на нижней губе вспух пузырь слюны, на что лорд Тирби не обратил и малейшего внимания. Теперь опутывавшая его магия стала ощущаться явнее. И Кайден поморщился: надо же было так ошибиться. И ведь главное, что встречались они не единожды. Как можно было не заметить такое?
— Знаете, мне кажется, она и вправду очень достойная женщина, — он обошел наместника, надеясь, что никак не потревожил то создание, которое замерло, будто поджидая, совершит ли Кайден ошибку.
Оно походило на паука, если бы там, на изнанке, водились пауки.
— Всегда ей восхищался.
— Да, да, — поспешно согласился лорд Тирби. — Все ею восхищаются.
— Несомненно.
Паук почти воплотился.
Может, в этом и дело? Их встречи проходили на мужской половине, где магии почти нет, и тварь сидела тихо. А Кайден не слишком приглядывался.
Ему ведь не нравился этот человек.
Категорически.
Впрочем, он не нравился и сейчас.
— Она много делает для города… и для людей…
— Да, да… этот ее приют…
— Какой?
Лорд моргнул, а тварь зашевелилась. Осторожней, они опасны. И весьма чувствительны. И разумом обладают, пусть и совершенно иного толка.
— Я бы хотел сделать пожертвование на благое дело. Но хотелось бы знать…
— Для девочек, — наместник ожил. — Знаете, она всегда была так внимательна к сиротам… даже из простонародья, хотя этого я, честно говоря, не понимаю.
К нему возвращалась прежняя маска.
— Но если Эмилии хочется, то пускай… правда, она жаловалась, что дом, где приют разместился, стал тесен. Да и город — не лучшее место для детей.
Кайден слушал.
И кивал.
Осматривался, подмечая натянутые нити чужих заклятий. Всю комнату заплела, кружевница… и ведь хитрая тварь… но секретаря стоило убрать раньше. На день или два… ей было бы несложно. Почему промедлила?
— Признаться, она меня этими просьбами утомила. Я и сказал, мол, найдешь подходящий особняк, я и куплю…
— Нашла?
— Где там, — наместник хохотнул. — Тут же все дома более-менее приличные при хозяевах. Кроме того, который старой Норрингем принадлежал. Я подумывал его купить, но старуха постаралась составить такое завещание, что не обойти. Так я Эмилии и сказал, что хозяин нужен, что пока наследница в права не вступит, то и делать нечего.
— Расстроилась?
— Несказанно. Она очень к девочкам этим привязалась, да… а что мы здесь делаем?
— Вашу жену ждем.
— Зачем?
— Жертвовать на приют.
— А… да, конечно, глупость неимоверная, но женщина должна чем-то заниматься. Ей скучно… пусть себе… я вот что подумал. Вам стоит с ней познакомиться поближе, — и на губах наместника появилась совершенно безумная улыбка. — Вы понравитесь друг другу.
В этом Кайден очень сомневался.
Катарина взяла в руки камень.
Пальцы гладили нефрит, уговаривая его поддаться, но сегодня, верно, день оказался не тем, и камень не слушался.
— Пожалуйста, — тихо попросила она, поднеся уродливый еще пока инструмент, вовсе на инструмент даже не похожий, к губам. — Мне очень надо.
Сила была, там, внутри, скованная чужими чарами, связанная, годная лишь для одного — передать ее детям. Где-то за стеной нервно расхаживала Джио, которой тоже было беспокойно. И тот факт, что Гевин остался при доме, ничуть не унимал ее беспокойства.
Она то и дело останавливалась.
Вздыхала. И мешала сосредоточиться. Или не она, но сам дом, который вдруг очнулся и заскрипел на разные голоса, жалуясь сразу и на всех.
На мага, который не унимался.
Он спустился ниже, к самому основанию, силясь его выправить. И сила его уходила в дом, мешая вернуться к блаженному сну.
На прислугу, которой стало больше, чем хотелось бы. И вместе с тем — на пыль и грязь, на запустение, на то, что никому-то нет до него дела.
— Девонька?
— Я здесь, — Катарина привычно устроилась на подоконнике. Она не стала брать ни альбом, ни инструмент, подозревая, что руки ее за пять лет успели отвыкнуть, но вот камень прижала к груди. — Все хорошо.
— Ясно, — Джио заглянула в комнату, но входить не стала.
— Он тебе нравится? — неправильный вопрос, но если разговор прервется, то Катарина останется одна со своей беспомощностью, от которой она устала не меньше, чем дом от пустоты.
— Кто?
— Ты знаешь.
— Змееныш… С ним не будет просто.
— Ты говорила…
— Ты человек, — Джио пожала плечами, будто этот факт что-то да объяснял. — Тебя он станет беречь.
— Почему?
— Змей же. Они знают, что не способны на чувства, на те, которые дружбы и любви, привязанности. И потому держатся правил. Станешь женой — будет беречь. В какой-то мере.