на месте, не позволяя им так просто оторваться. Это еще раз доказывало, что вся «рассыпчатость» дворецкого – это нервное.
– Что-что? – специально переспросила, чтобы услышать это еще раз.
– Можешь выпить залпом и с горла! – выкрикнул Ричард, отпустил, наконец, бутылку и, чуть ли не плача, простонал: – Кощунство! Варварство! Форменное безобразие! Как можно так неуважительно с трудами мастеров обращаться-а-а.
– Не ной. Сам принес. – И я откупорила бутыль. Тут же по палате поплыл дивный аромат.
Умертвие тут же приободрилось, впялило пустые глазницы в мою бутыль и, я уверена, мысленно облизнулось. Пока мой бурбон не забрали назад, я одним движением перевернула тару и начала наслаждаться напитком. На середине бутылки Ричард начал хныкать. На двух третьих открыто причитать, а на последней капле у дворецкого сдали нервы.
– Святотатство! Сжечь тебя за это на площади! Невежественная девчонка-а-а. – И скелет рассыпался по полу.
Только в такие моменты проявлялась внутренняя сильная суть умертвия. В остальное время он был крайне впечатлительным, услужливым дворецким. Всегда вежливый и ответственный.
Я же наслаждалась не только истерикой Ричарда, но и приятным теплом, что расползалось по телу. Все же Гледшир угробил на меня столько природных сил, что, не будь я инквизитором, уже светилась бы изнутри. Бурбон прекрасно справлялся с выводом из организма остатков магии, к которой я была невосприимчива. В антимагической сути было много плюсов и значительный минус имелся. Меня нельзя вылечить магией, только зельями на травах и традиционной медициной. Конечно, мое тело восстанавливается намного быстрее обычного человеческого, но этого все равно маловато для мгновенного заживления. Даже Гледшир мог воздействовать только на печать, а не на меня. Возможно, немного на душу, но не более. Вот такой интересный изъян. Это объясняло, почему я везде таскаю с собой кристалл силы.
Я посмотрела на пустую бутыль, заметила несколько оставшихся капель и решила не бросать их в одиночестве. Стоило мне осушить сосуд полностью, за спиной раздался насмешливый голос ведьмака. А ведь я даже забыла, что он находился со мной в одной палате.
– И у тебя есть скелеты в шкафу, – поддел Вольфган. Не удержался. Стало немного неловко, но совсем чуть-чуть. Мало что способно смутить детектива Линсбрук.
Я хотела ответить что-то колкое, но не успела. Ричард уже собрался, причем как в прямом, так и в переносном смысле, и дал отпор первым.
– Молодой человек, я никогда не ночевал в шкафу. И даже не сидел там больше десяти минут. Для такого низкого высказывания у вас должна была быть веская причина.
Ведьмак опешил и глупо уставился на умертвие, пытаясь сформировать достойный ответ. У него это плохо получалось, и глава продолжал молчать, изредка что-то мыча. Теперь уже смеялась я – громко и не таясь.
– Я вам не помешал?
Вот кого я не ожидала увидеть второй раз за день, так это Бишполя. Кажется, дело оказалось гораздо серьезнее, нежели предполагалось.
– Даже если и так, то вы вряд ли уйдете.
– Верно, но я хотел быть вежлив. – Антуан улыбнулся и вошел. Тут же перед ним появился Цербер, выгнулся дугой и громко зашипел.
Вот это номер.
– Гледшир, малыш, угомони своего фамильяра. – Бывшего инквизитора позабавил выпад кота, но вряд ли он воспринял его всерьез.
– Он не мой.
– Так ты не отказался от идеи передать свою силу Валерии через фамильяра, упрямый юнец? – пробасил Бишполь, приземляясь на кровать ведьмака, прямо между нами. – И как? Лайтхолл все еще стоит.
ЧТО! Какого демона здесь происходит!
Я уверена, в тот момент меня перекосило так, как никогда раньше. Когда Антуан повернул голову в мою сторону, то сразу все понял.
– О, Валерия, ты меня разочаровала. Неужели ты поверила, что фамильяр может самостоятельно разгуливать по департаменту? Вольф, конечно, не гений, но и не полный идиот.
Второй раз за день мне захотелось провалиться под землю, можно даже к демонам в Глубины, лишь бы не смотреть на ведьмака. Какая же я была дура. Все было так очевидно. Гледшир изначально не пылал желанием вернуть Цербера. Слишком легко он оставил кота мне. Могла бы и догадаться. Стыд-то какой!
– Скажи еще, что печать тоже снял Вольф, и можно в петлю! – громко простонала, опуская голову между колен и прикрывая ее руками.
Тишина наверху сначала озадачила, а потом и напрягла. Стоило догадаться, что в моем спасении много странного. И самое основное – это то, как Бишполь успел к месту преступления, когда я умирала на руках у ведьмака. Нереальное стечение обстоятельств, которое в свете последних открытий казалось абсолютной небылицей.
– Как ты смог снять печать? – спрашивала я, все так же опустив голову. Еще одно потрясение – и я стану затворницей!
– Пятьдесят девять лет назад именно я настоял на том, чтобы метка была создана мной. Магия земли и немного моей воли. Только я был способен ее разрушить, – тихо ответил ведьмак. Голос его кое-где срывался, но мне было не до этого.
– Ты предусмотрел отмену. – Ответа не требовалось.
Раз печати нет, и я жива, это неоспоримый факт.
– Так, мне не нравится, что моя лучшая ученица в таком состоянии, – недовольно высказался Бишполь. – Вольф никогда не признается, но он знал, что ты спасла ему жизнь, когда направила в столицу. Он смышленый парень, быстро сообразил. Так что вы квиты. Ты сохранила ему жизнь, он смягчил твой приговор. Честно говоря, совет ведьм требовал твоей казни на центральной площади Ардана, и только этот мальчишка смог объяснить им, что время мести должно было остаться позади.
Вот теперь я могла понять голову и посмотреть на Гледшира. У меня в голове вертелся только один вопрос, и я тут же его произнесла:
– Тогда какого демона женщинам запрещено быть следователями?! – Меня аж распирало от негодования по этому поводу.
– Настояние совета, – мгновенный ответ.
– Да, малышка. Советы были в этом вопросе удивительно единодушны. После смерти четы Карли началось разбирательство и выяснилось, что число женщин детородного возраста опасно снизилось. Если бы женщины продолжили работать на таких опасных специальностях, во всем Пятом крае настал бы кризис.
– Это первопричина. Что же сейчас?
– Сейчас
