за руку.
— Идеально. Сейчас я отведу ее к месту работы, — прорычал он, прерывая бредни целительницы.
— Ни в коем случае! — крикнула она, прыгнув вперед, словно намереваясь вырвать меня из его хватки. — Я рекомендую тщательно обследовать все ее тело, а затем день и ночь отдыхать и находиться здесь, в палате, где я смогу за ней присматривать.
— Мне не нужен тщательный осмотр, спасибо, — ответила я, прежде чем Кейн успел это сделать. — Я здорова.
У меня были планы полазить по техническим шахтам сегодня вечером, и последнее, чего я хотела, это провести здесь ночь. Двухсотый мог даже подумать, что я скрываюсь, и начать думать о том, чтобы забрать камеру обратно, а я ни за что, блять, этого не допущу.
— Ты слышала девушку, — сказал Кейн. — Она хочет вернуться к работе.
— Я действительно должна настаивать, — огрызнулась целительница, ее веселый тон был забыт, и Кейн раздраженно вздохнул.
— Отлично. Тогда, пожалуй, я приступлю к чертовой бумажной работе, — проворчал он, отодвигаясь от меня, чтобы взять формуляр со стола целительницы, и опускаясь на ее место, чтобы начать заполнение.
— Пойдем, дорогая. Меня зовут Бренда Грас, но ты можешь называть меня матушкой Брендой. Сегодня ты хорошо здесь отдохнешь, — добродушно сказала целительница, обернувшись ко мне, пока я пыталась придумать другой предлог, чтобы сбежать от нее.
— Но…
— Если вы будете настаиваете на споре, мне придется привлечь Начальницу тюрьмы. Вы этого хотите? — потребовала матушка Бренда. Я не знала, какого черта она хотела, чтобы я называла ее матерью, так что я пасс. Я не была суррогатным щенком для этой отвязной ведьмы, и я начинала думать, что она получила эту работу не просто так. У нее, казалось, не все дома.
Я уступила ее требованиям со стоном разочарования и скинула сапоги, прежде чем сесть на кровать, к которой она меня привела.
— Вот хороший жеребенок, — ворковала она. — Я принесу тебе немного шоколада. Сладкое всегда помогает снять шок.
Ладно, может быть, все не так уж плохо.
Матушка Бренда ушла, а я осталась с Кейном, который продолжал заполнять свои анкеты.
— Рискуя показаться полной занозой в заднице… — начала я.
— Ты всегда заноза в заднице, Двенадцать, — прорычал он, хотя его тон казался менее колким, чем обычно.
— Не мог бы ты передать другому заключенному сообщение для меня?
— Нет.
— Просто я не хочу, чтобы всякие ублюдки-ящерицы думали, что я прячусь где-нибудь в испуге после… моего падения. Так что, если Роари будет знать, что я здесь, он проследит, чтобы моя камера оставалась моей до моего завтрашнего возвращения, и любой, кто захочет, сможет сразиться со мной, как настоящий фейри. Один на один. Не… — я прервалась, не сказав больше ничего о том, что Двухсотый напал на меня вместе с группой, но, когда Кейн поднял на меня глаза, я увидела, что он понял.
— Политика заключенных меня не интересует, — сказал он мрачным тоном. — Но я уверен, что члены твоего блока будут знать, что ты вернешься завтра, так или иначе.
Я широко улыбнулась ему, когда он это сказал. Не издевательская, не дразнящая, не насмешливая улыбка. Просто искренняя, выражающая мою благодарность за помощь. Я бы никогда не произнесла эти слова вслух, но я могла дать ему знать.
Кейн мгновение недоверчиво смотрел на меня, затем опустил взгляд на бумаги, отворачиваясь и заканчивая разговор.
Я откинулась на подушки, выдыхая с досадой. Похоже, что мои планы побега придется сегодня отложить, и я могла добавить еще несколько врагов в свой список. Но завтра будет новый день. И я намеревалась вернуться к моим планам как можно скорее.
Глава 18
Кейн
Я маршировал к столовой по тропе войны. Каждый мускул моего тела был готов к убийству, и мне потребовалось бы чудо самообладания, чтобы этого не произошло. Я должен был сыграть правильно. Я не мог допустить, чтобы кто-то узнал то, что знал я. Что я слышал, как Первый дрался с Наблюдателями, и прибежал. Я должен был дежурить возле душевых, но Начальница переставила нас местами. Если бы я спустился вниз на несколько минут раньше, я мог бы все предотвратить. Если бы я застал их на месте преступления, у меня был бы повод наказать их как угодно и отправить всех в яму. Вместо этого я опоздал, и поклялся никогда больше не опаздывать.
Я ворвался в столовую, затем замедлил шаг, делая вдох, чтобы унять сердцебиение. Я был охотником. Хищником, который знал, как преследовать свою добычу. И ничто в моем внешнем облике не выдаст плана, который я вынашивал внутри. Ни одна трещинка не позволит никому увидеть, как сильно я переживал из-за того, что Двенадцать чуть не изнасиловали. Это был самый отвратительный поступок, который только может совершить фейри. И я сделал своей личной миссией обеспечить всем, кто подходит под это описание, один плачевный гребаный опыт.
Я вошел в Столовую на третьем уровне и осмотрел заключенных, сидящих за ужином по всему помещению. Мой взгляд зацепился за Наблюдателей, сидящих вместе за столом, и я неторопливо зашагал по залу, чтобы встать достаточно близко, и подслушать их разговор. Густард нарезал кусок мяса на тарелке тонкими движениями ножа и вилки, прислушиваясь к хихиканью своих союзников-полудурков.
Большинство из них ругались и проклинали Шэдоубрука, и, хотя номер Один был чертовым засранцем с девчачьей копной светлых волос, мне приходилось тихо признавать, что я был рад, что он нашел Двенадцать до того, как случилось что-нибудь похуже.
— Если бы вы все придержали ее раньше, я мог бы оприходовать ее быстрее, — сказал мудак Дракон, Двухсотый, и мои руки сжались в кулаки. В носу у него было два окровавленных платка, и я был рад, что никто из охранников не вылечил его. Особенно я был доволен тем, что никто не собирался лечить в ближайшее время. Я собирался в этом убедиться.
— У тебя еще будет шанс, Кристофер, — промурлыкала Сорок Седьмая, ее глаза сияли, словно она восхищалась этим козлом за то, что он наложил свои грязные, никчемные руки на Двенадцать.
— Бойцов всегда приходится ломать дольше, но как только я оказываюсь внутри них, они учатся склоняться перед силой настоящего фейри.
Я заскрежетал зубами так громко, что несколько секунд я не мог ничего слышать. На меня опустилась холодная тьма. Такая, которая предшествует охоте. Но такое психическое состояние могло закончиться чьей-нибудь смертью. А я должен был разыграть карты правильно.
Двухсотый поднялся со своего места и направился к столу Пегасов, которые сидели вместе и разглядывали свою еду. Я двинулся
