Кинан поднял Эйслинн на ноги и опустился на колени рядом с Эленой:
— Она…
— Ранена, — проговорила Эйслинн. — Вы все пойдете с нами в больницу. Если кто-нибудь приблизится к ней, вы его остановите.
Кинан мрачно кивнул:
— Вы слышали свою королеву.
Охранники поклонились. Один из них вышел вперед:
— Мы сделаем все возможное. Но если Зимняя Королева лично…
— Она настолько сильна? — Перебила его Эйслинн и услышала страх в своем голосе.
— Только Летний Король или глава другого Двора может противостоять ей, — с горечью ответил Кинан. — Если бы у меня были все мои силы, а у тебя — твои, тогда мы могли бы. Если сейчас мы пойдем в больницу, то не особенно поможем защитить Элену. Но после церемонии мы сможем ее защитить.
Один из охранников аккуратно поднял бабушку на руки. Он осторожно и надежно держал ее. Остальные столпились у двери. Эйслинн тяжело сглотнула, не желая оставлять бабушку.
— Когда это произойдет, если это Бейра…
— Даже если не она, то по ее приказу, — мрачно сказал Кинан. — Она уже угрожала тебе, Донии…
— Тогда пошли, — твердо скомандовала Эйслинн и посмотрела на бабушку, неподвижно лежавшую на руках фейри. Потом повернулась к Кинану: — Это займет много времени?
— Не очень, — ответил он и бросил взгляд на охранников. — Делайте все, что должны. Мы появимся в больнице, как только сможем. Идите.
Когда охранники с нечеловеческой скоростью бросились в больницу, Эйслинн взяла Кинана за руку, и они понеслись — так быстро, как, думала Эйслинн, она никогда не была способна — к дому Донии и к испытанию, которое могло все изменить.
И не было никогда кого-либо столь же прекрасного,
как он… Волки не нападали, морозные ветры
не кусали, и Тайный Народ вышел из Холмов Фейри,
и полилась музыка, и радость распространилась повсюду.
“Волшебные кельтские сказки”(1910)
Элла Янг
Дония знала, что они идут, но у нее все равно перехватило дыхание, когда они предстали перед ней — держась за руки и передвигаясь с ослепительной скоростью, которую могли развивать только сильнейшие из фейри.
— Дон?
Казалось, Кинан дрожит от волнения, лицо пылало, медного цвета волосы излучали странное сияние, которое жило внутри него.
Изобразив улыбку, она шагнула во двор. В последний раз она присутствовала на церемонии, когда сама проходила это испытание, и именно она держала его за руку, исполненная надежды, что станет его спутницей, его королевой.
Со всех сторон своего дворика она увидела фейри, преимущественно представителей Летнего Двора, но заметила и несколько фейри из других дворов. Они стояли отдельно от остальных, как напоминание о том, насколько необычным и особенным было это испытание.
Кинан подошел к ней.
— Ты…
Эйслинн прервала его, мягко прикоснувшись к его руке. Она встряхнула головой.
Он выглядел несколько смущенным, но все-таки остановился в нескольких шагах от Донии, не задавая вопросов, на которые она не хотела отвечать. Дония поймала взгляд Эйслинн и кивнула, не в силах вынести его доброжелательность, как будто она не готовилась отдать его другой.
Эш будет хорошей королевой. Хорошей для него, напомнила она себе. Затем она подошла к кусту еще не расцветшего боярышника, растущего посреди ее двора, и положила посох у его корней. В знак поддержки Саша подошел к Донии и встал рядом так, чтобы она могла положить руку на его голову.
— Эйслинн, — позвала Дония из центра поляны.
Девушка шагнула вперед, ослепительно сияя, теперь едва ли похожая на смертную.
— Если ты не избранная, ты примешь зимний холод. И ты будешь рассказывать следующим смертным девушкам, которых он выберет, — Дония кивком головы указала на Кинана, — насколько безрассудно так поступать. Ты будешь рассказывать каждой следующей, пока ты несешь холод, насколько глупо было довериться ему. Если ты согласна, я освобожусь от холода, вне зависимости от результата испытания.
Она замолчала, предоставляя Эйслин время, чтобы осознать ее слова, после чего спросила:
— Ты принимаешь условия?
— Да.
Эйслинн вышла вперед, медленными размеренными шагами пересекая открытое пространство между ними.
Позади Эйслинн ждал Кинан, излучая солнечный свет. У Донии кружилась голова, когда она смотрела на него. Она так давно не видела его сияющим так ярко, что уже успела убедить себя, что на самом деле он не так прекрасен, как она запомнила.
Она ошибалась.
Дония заставила себя оторвать от него взгляд.
Пожалуйста, — молила она, — пожалуйста, пусть Эйслинн будет той самой!
Эйслинн почувствовала принуждение, настойчиво побуждающее ее поднять посох. Она шагнула вперед.
— Если ты не являешься той, которую я столько искал, ты примешь холод Бейры. — Голос Кинана обволакивал ее, и она услышала, как летняя гроза бушует в листьях деревьев. Он подошел ближе. — Ты согласна на этот риск?
— Да. — Голос Эйслинн был слишком тихим, и ей пришлось повторить громче: — Да.
Кинан казался беспощадным, когда шел к ней, его свет ослеплял, и ей пришлось заставить себя посмотреть на него. Его ноги утопали в начинавшей бурлить от его шагов почве.
— Сейчас ты видишь меня таким, какой я есть и каким я буду, если ты на самом деле Летняя Королева. — Он остановился в нескольких шагах от нее и добавил: — И такой станешь ты, если холод не завладеет тобой.
Эйслинн почувствовала, как напряглись все ее мышцы, но не отодвинулась от него ни на шаг.
Затем Кинан, Летний Король во всем своем великолепии, преклонил перед ней колени и дал последний шанс передумать:
— Ты действительно добровольно выбираешь этот риск — оказаться во власти зимнего холода?
Летние девушки придвинулись ближе к центру поляны, чтобы лучше видеть происходящее. Ведьмы Бейры и множество других фейри, среди которых мелькали малознакомые и совсем незнакомые лица, обступили их.
— Каждая смертная после Донии, — с тоской в глазах он взглянул на Донию, — выбирала солнечный свет. Они не захотели рисковать и становиться такой, как она.
Мертвенно-бледные пальцы Донии вцепились в мех Саши, в то время как Кинан продолжал:
— Ты понимаешь, что если ты не избранная, тобой овладеет холод Зимней Королевы, и это будет продолжаться до тех пор, пока следующая смертная не решиться рискнуть? И ты будешь обязана предупредить ее о том, чтобы она мне не доверяла?
Шелест листвы зашумел над ними, как будто пустынная буря обрушилась на ветви деревьев, как будто чьи-то голоса настойчиво кричали Эйслинн что-то на языке, который она никак не могла вспомнить.
