– Ты сам на эт подписался. Больше никого нет, если, канешн, не хошь отведать Ларк.
Рип в панике искал выход и качал головой.
Эсме взяла дело в свои руки: оседлала бедра Рипа и склонилась над ним. В расстегнутом воротнике виднелась ее стройная шея с тонкими серебристыми шрамами.
– Джон Дулен. – Она решительно обхватила его лицо ладонями. – Моя кровь такая же, как любая другая. Пей, черт тебя побери, или я надеру тебе уши. Поправишься – тогда и выбирай себе трэлей.
Рип посмотрел в лицо Эсме, и его глаза загорелись. Он сжал губы, вдруг схватился правой рукой за ее юбки и дернул на себя. Эсме вскрикнула, но Блейд вовремя перехватил Рипа, уложил обратно на постель и прошептал:
– Спокойно, парень. Я те помогу, но будь понежнее. Ты ж не хошь ее напугать?
Онория краем глаза заметила движение, повернулась и увидела Уилла. Его золотые глаза горели, а ноздри раздувались от непонятных чувств. Ему следовало быть в постели, но он сумел приковылять сюда.
Уилл посмотрел Онории в глаза, а потом повернулся и ушел. Она услышала позади шумный вздох Эсме и шепот Блейда:
– Вот так, здоровяк, осторожно.
Они успешно справлялись с Рипом, ее помощь не понадобится. Онория вышла и с удивлением обнаружила в коридоре Чарли. В спешке она налетела на брата, но тот в ужасе отшатнулся, будто боялся коснуться ее.
– Где Лена? – спросила Онория, борясь с потребностью обнять его.
– Ушла с Ларк на кухню, чтобы вскипятить воду и принести бинты, – пробубнил Чарли, глядя в пол.
Онория отступила на шаг, давая брату столь желанное пространство, хотя сердце заболело, словно пронзенное копьем. Ей никогда не забыть выражение его глаз, когда он признался Блейду, как мечтал выпить их крови. Чарли просто нужно время. Онория взмолилась, чтобы так оно и оказалось на самом деле.
– Хочешь, найду тебе место поспать…
Чарли прижался спиной к стене:
– Нет, все в порядке. Я подожду здесь, на случай, если понадоблюсь им.
И снова по сердцу словно ножом полоснули. Чарли боялся оставаться с ней наедине.
– Я вернусь, только пойду посмотрю, как там Уилл, – тихо сказала Онория.
И отправилась в комнату вервульфена в глубине дома. Дверь была закрыта, но из-под нее лился свет. Онор постучала и прижала ухо к крепкой двери.
– Убирайся, – прорычал Уилл.
– У тебя все еще идет кровь. Можно я посмотрю рану? Я ухаживала за больными.
– Нет.
– Можно войти? – Не дожидаясь ответа, Онория просто открыла дверь.
Комната Уилла оказалась меньше, чем она ожидала. Онория осмотрелась, удивляясь необычной обстановке.
Узкая кровать с тонким лоскутным одеялом и потертыми простынями скорее подходила для ребенка. На грубых полках стояли десятки детских книжек, все с потрепанными корешками и явно зачитанные чуть не до дыр. На маленьком столе стояло несколько отполированных ящиков из красного дерева. В них лежали перья и камешки, а также черная прядь, аккуратно перевязанная розовой шелковой ленточкой. Волосы Эсме.
Уилл зарычал и захлопнул ящик с прядью. Он стоял без рубашки, всем своим видом выражая неудовольствие. Судя по бинтам на кровати, понятно, чем раненый собирался заняться.
– Рану надо промыть до того, как бинтовать, – напомнила Онория.
Уилл нахмурился и слегка прихрамывая пошел к кровати. Мускулы перекатывались на его широкой спине.
– Я никуда не уйду, – предупредила Онор.
– Само заживет, без тебя.
– Пусть ты не хочешь помощи, однако она тебе не повредит. – Она нерешительно шагнула вперед.
Уилл был таким большим и грубым. «Если кинется, пожалуй, мне его не остановить». Однако Блейд занят, а об Уилле надо позаботиться.
Вервульфен не обращал на гостью внимания, вытирая мокрой льняной тряпкой покрытый кровью живот. Ткань выглядела относительно чистой, но Онория поджала губы, посмотрела в миску с водой и осторожно приблизилась еще на шаг.
– Я тебе не нравлюсь. И раз уж я не припомню, чем могла тебя обидеть, предполагаю, что ты против моих отношений с Блейдом.
Вервульфен опять не удостоил ее ответом, но склонил голову, будто прислушиваясь. Кровь капала в миску, окрашивая воду в ярко-красный. Онория думала, что рана уже затянулась, но та закрылась не до конца и зияла прорехами, будто плохо подшитый подол.
Уилл дрожащими пальцами продолжал очищать ее.
– Позволь мне, пожалуйста, – попросила Онор, накрыв ладонью его руку.
Уилл предупреждающе зарычал.
Онория положила руку на его поясницу и подтолкнула упрямца к крепкому креслу-качалке у окна:
– Да, да, знаю, тебе это не нравится, но давай притворимся на мгновение, что никто из нас не считает другого грубым, угрюмым или неприятным.
Именно в эту секунду его ноги подогнулись, и Уилл уставился на Онорию, раздувая ноздри от боли.
Она взяла миску с водой, с удивлением осознав, что та еще горячая. Значит, ее все же кипятили. Опустившись на колени у ног вервульфена, Онория выжала тряпку:
– Тебе нужно наложить швы или рана затянется естественно? Вернее, сверхъестественно.
– Исцелюсь.
Онория закатила глаза:
– Ну правда, неужели так трудно быть вежливым?
Уилл посмотрел ей в глаза:
– Ты мне не по нраву, потому шо плохо на него влияешь.
– Блейд, похоже, думает иначе.
– Ага, када мужика ведут за одно место, он паршиво соображает.
Онория осторожно ощупала рану.
– Я не совсем понимаю, что ты сказал, но подозреваю, не комплимент. – Она молча очищала рану, а потом села, бросила тряпку в миску с водой и взяла чистые льняные повязки. – Я не причиню ему боли. Никогда. Он был ко мне невероятно добр.
– Ты не из нашего круга. – Уилл презрительно покосился на ее рабочее платье. – Сколько пройдет времени, прежде чем ты вернешься обратно в свой?
Онория обернула тканью его талию, жестом приказав «пациенту» сесть ровно:
– Ты путаешь меня с теми, кому нравятся роскошные шелка и красивые паровые экипажи Эшелона. Это по душе Лене, а не мне. И так всегда было. Придется тебе смириться с моим присутствием, ведь я никуда не собираюсь.
Стоило словам сорваться с губ, как Онория поняла, что не солгала. У нее никогда не было дома: о владениях Кейна она почти ничего не помнила, а жизнь в замке Ланнистера походила на кошмарный сон. Потрепанная и почти не обжитая квартирка стала ее первым настоящим пристанищем. И Онорию тошнило при мысли о том, чтобы покинуть Блейда.
Трущобы – коварное место, и господин рисковал собственной жизнью, встав между своими людьми и опасностью. Голубокровные не бессмертны. Онор и подумать не могла о том, чтобы оставить Блейда и никогда больше не узнать, жив он вообще или мертв. Никогда больше не обнять его, не поцеловать.