попытался пригладить волосы.
— Да, тут не повезло.
— На самом деле повезло, — не согласилась я. — Тебе. Что демоны нашли тебя раньше, чем колдуньи превратили тебя в черенок от лопаты.
Тим побледнел, отчего веснушки проступили отчетливее, а я вспомнила, каким забавным он был в детстве.
— Ты чего ухмыляешься? — с обидой протянул он, отодвигаясь.
— Так, просто, — легко пожала я плечами. — Вспомнила, какими мы были раньше.
— Проблемными, — изрек Тим, спуская ноги с кровати, и я увидела на нем черные брюки и черную рубашку, привычные составляющие демонского наряда.
— Шейн дал тебе свою одежду? — не поверила я.
— Ага, — зевнул Тим. — Только она мне большая размера на три. А еще он разрешил у него помыться. Ты знала, что у них тут у каждого персональная комната для омовения?
— Не знала, — рассмеялась я. — Но спасибо за информацию. Учту.
Тим замолчал, опустив взгляд в пол и несколько минут сосредоточенно рассматривая свои голые ступни.
— Тебя это не пугает? — наконец, задал он вопрос, который, судя по всему, мучал его давно. — Демоны, колдуньи, говорящие коты и прочая чертовщина?
Я задумалась над ответом.
— Пугает, но уже не так сильно, как раньше. Ко всему можно привыкнуть.
— Думаешь?
— Уверена, — с видом эксперта заверила его я. — Человек — существо очень живучее.
— А ты… человек? — кажется, он не собирался задавать этот вопрос.
Потому что боялся услышать ответ.
Но все равно рискнул.
— Да, — с легкостью соврала я. — Человек, которого с головой засыпало приключениями. И которые растянулись на целых два года, если ориентироваться на наше, земное, исчисление времени.
Тим с непониманием мотнул головой.
— Здесь время идет иначе, — пояснила я. — Медленнее. Ты говорил, что прошло два года, но для меня — не больше нескольких недель.
Тим открыл рот, желая что — то сказать, но тут же передумал. Рот закрыл, помолчал, рассматривая стену напротив, а после глухо спросил:
— Ты останешься здесь?
— Да. Я должна, — других ответов у меня для него не было, хотя и очень хотелось сказать по — другому.
— Единственный, кому ты что — то должна, — внезапно разозлился друг, — это твой отец. Он — твоя семья, а эти… кто бы они ни были… они тебе чужие. Ты сама говоришь, что почти не знаешь их!
— Обстоятельства так сложились, — с неловкой улыбкой попыталась объяснить я.
Тим с остервенением отбросил одеяло.
— Значит, ты не вернешься!
— Пока нет, но когда — нибудь, — я постаралась сдержать печальный вздох, — когда — нибудь возможно.
— Когда? — упер руки в боки друг. — Когда твоему отцу стукнет семьдесят?
— Я не знаю, Тим, — прикрывая глаза, выдавила из себя я. Весь этот разговор был мучительным. — Я просто не знаю. Я даже не знаю, чем окончится завтрашний день, а ты требуешь от меня ответов на вопросы, которые еще даже рано задавать.
— А что насчет меня? — и его лицо искривилось.
— Я верну тебя домой, — попыталась улыбнуться я, но сама же почувствовала, какой скомканной она вышла. И совсем не ободряющей.
— Это хорошо, хорошо, — забормотал он, разом растеряв всю свою воинственность. Он вообще не был бойцом. Он был просто хорошим человеком, который умел был отличным другом. Очень редкая черта. — Потому что этот мир… эти стены… все здесь как — то очень странно на меня действует.
— Странно — это как? — всмотрелась я в веснушчатое лицо.
Плечи его поникли.
— Как будто из меня высасывают душу, — поделился Тим. — Я… мне всё труднее думать о том, кто я и как здесь оказался. Труднее вспоминать о доме. Я даже с трудом смог вспомнить имя Риты.
— А Рита — это?…
— Моя девушка, — ласковая улыбка подсветила его лицо, прогоняя страх и тревогу.
— Ты её любишь? — спросила я с замирающем сердцем.
— Да, — просто ответил друг. Не думая, не сомневаясь, не ища других формулировок. Такой простой ответ на такой сложный вопрос. Просто — «да».
Наверное, я должна была за него порадоваться.
Наверное…
— Тим, — начала я, устремляя взгляд в не задёрнутое окно, темнота за которым напомнила мне цвет глаз принца. — Как ты думаешь, чем пахнет любовь?
Он не удивился странному вопросу.
Вместо этого он попытался ответить, обстоятельно, как делал всегда.
— Если подойти к вопросу с научной точки зрения, то любовь пахнет смесью гормонов — дофамина, эндорфина, адреналина, аксетоцина, эпинефрина. Если с поэтической, то, беря за основу строчки известного поэта, любовь пахнет духами и туманами. А если с логической, то любовь пахнет так, как пахнет тот, кого ты любишь. Или как пахло в тот момент, в который ты поняла, что это — любовь.
— А чем пахнет любовь для тебя? — всхлип застрял в горле.
— Булочками с корицей, — с неожиданной мечтательностью ответил друг. — Рита испекла их для меня, когда впервые позвала в гости.
Я повернула к другу лицо. В глазах стояли горячие слезы. Но я была сильной. И ни одна из слезинок не сорвалась вниз, хоть и прожигала бездонные дыры в душе.
— Я желаю тебе счастья, — с трудом вымолвила я и закусила губу, чтобы не дать прорваться рыданиям. Это была только моя боль. И таковой она и должна была остаться.
Я взяла его за руку и последний раз переплела наши пальцы. Это было моим прощанием. А потом мысленно попросила, чувствуя, как содрогается, ломается что — то глубоко внутри: «Позволь мне вернуть его домой». И проход распахнулся, как распахивается тяжелая, старая, но хорошо смазанная дверь в темном пыльном подвале, наполненном детскими страхами и несбывшимися надеждами. Возможно, дверь была смазана моими невыплаканными слезами.
