— Переживу, — огрызнулся Леден, сам от себя не ожидая такой грубости.
— Так ты за лекаркой его посылал, кажется, — улыбнулась девушка вдруг. — Так просто её не зовут. А уж тем паче такие, как ты.
Леден встал с лавки, намереваясь княжну выпроводить. Ещё не хватало её жалость выслушивать. Но Елица вдруг за ворот рубахи его поймала, как подошёл. Развязала быстро и оттянула в сторону, оголяя плечо. Он дёрнулся прочь, но коснулись саднящего рубца тёплые пальцы девушки — и шевелиться сразу расхотелось — теперь век бы так стоять.
— Снимай, — велела княжна.
Совсем не тот отклик нашло столь короткое слово в мыслях. Леден усмехнулся даже невольно, но княженка того и не заметила. Он скинул рубаху и сел обратно на лавку, повинуясь твёрдому взмаху тонкой женской руки. Елица плавно опустилась рядом, пряча глаза, словно боясь даже посмотреть на него, и принялась разглядывать след от стрелы, осторожно на него надавливая. И хоть отдавались её прикосновения ощутимой болью, а по хребту словно мурашки побежали, и потеплело где-то под рёбрами.
— Странно, — пробормотала княжна, почти уже тыкаясь носом в его плечо. — Что же им мешает зажить? Заражения крови нет. И воспаления, кажется, тоже.
Он открыл было рот, чтобы ответить, но вдруг она вскрикнула тихо, отнимая руку, посмотрела на ладонь свою — а губы её вмиг побледнели едва не до синевы.
— Что случилось?
Леден схватил её запястье, заглядывая в лицо — и увидел в глазах то самое выражение, что было, когда душил её после сна скверного. И выглядела она сейчас такой беспомощной и растерянной. Такой открытой — хоть всю её забирай. Неведомо какому порыву повинуясь, он провёл другой ладонью по изгибу девичьей шеи, ощущая, как нагревается кожа от соприкосновения с ней. Сбилось дыхание, затуманило голову — словно хлынуло внутрь что-то давно забытое, но такое необходимое, без чего жизнь — не жизнь, а лишь текущие друг за другом дни.
Елица задышала часто, откинулась назад, упираясь рукой в лавку позади себя. А Леден обвёл большим пальцем плавную линию её подбородка, видя, как будто морозной мглой подёргиваются её всегда ясные, тёпло-зелёные, что листья осоки, глаза. Склонился к ней, почти содрогаясь от страшного желания коснуться её приоткрытых губ своими.
И казалось, застыло время, не двинется больше никуда, а прошло-то всего мгновение — и княжна отстранилась от его руки.
— Что это было?.. Почему так… — Леден сглотнул, шало моргая — словно морок с тела сошёл.
Он осёкся, когда Елица схватила его за локоть и вскинула вверх, открывая раненый бок. Будто ничего только что не случилось.
— Что было… То же, что и в тот день, когда сон тебе плохой приснился, а я разбудить тебя попыталась, — ответила она спокойно.
А у самой сердце так и колотится — он чувствовал его как в собственной груди. Даже приложил ладонь, сомневаясь — нет, его билось ровно и сильно. Бледность уже отступала с лица княжны, порозовели слегка скулы. Но спокойнее от её сосредоточенного и невозмутимого вида вовсе не становилось.
Вновь пробежались нежные пальчики по коже на боку. Елица склонилась, ощупывая теперь и второй, покрытый зыбкой коркой рубец, заставляя забыть о том, что случилось. Леден вдохнул медленно и выдохнул, стараясь не смотреть на неё. Что ж творится такое? Ничего ведь особенного не делает, но близость её, лёгкий цветочный запах, что струился от её одежды и рук, точно нутро обволакивали. Показалось вдруг, словно сквозь туман, что княжна, выпрямляясь, провела ладонью по его животу. Совсем легонько — может, и правда померещилось, да тело отозвалось мгновенно -- кабы не выдало его с потрохами.
Елица замерла, задумавшись, поглядывая чуть исподлобья, будто забыла, что хотела сказать. Леден опустил руку — и случайно скользнул ладонью по её спине. А в следующий миг и сам засомневался, что вышло это невзначай. Княжна будто одеревенела, распахнула широко глаза, но быстро справилась с нахлынувшим на неё смятением.
— Ты к грани близко ступил последний раз, верно? — прервала она неловкое, искрящееся молчание.
— Ступил, — он кивнул, не переставая оглядывать княжну и любуясь каждой чёрточкой её лица. — Но вернулся.
— Потому и заживает плохо — не очистился после, — рассудила она уверенно. — Впустил недобрую силу в своё тело. Так бывает у тебя, наверное, и после снов этих твоих. Будто преграда истончается, открывается ход в Навий мир, где часть тебя.
И так всё от её слов ладно в голове сложилось, будто она мысли его только озвучила. Но непонятно одно осталось: почему с Брашко так худо не делалось в те дни, когда ему доставалось от буйного после шального сна Ледена? Ведь и его, случалось, придушил пару раз. Да он быстро очухивался. Почему только Елица как будто таяла от касаний его?
— И что же делать мне? Так и не заживёт теперь?
Елица лишь плечом пожала, размышляя надо всем, что сама узнала — или почувствовала. Леден склонил голову, почти касаясь губами её темени. Бесшумно вдохнул запах выбивщихся из-под платка волос, точно зная, кто мог бы ему сейчас помочь. Чье тепло сумело бы согреть чуть дольше, чем на миг. Да кто ж тогда ей после поможет?
— Обряд надо провести в святилище, — совсем уж осипла княжна. — Требы Макоши принесу. Попрошу за тебя.
Она взяла рубаху Ледена, что рядом с ней лежала, и швырнула ему на колени. А после просто встала и вышла, больше ничего не объяснив. А он словно стал пустым в один миг. Вот была она рядом, наполняла его жизнью, теплом — но закрылась за ней дверь — и снова по коже побежала знакомая прохлада.
Но княжна не обманула. Уже следующим утром прислала к нему челядинку Миру, которую Леден, посчитай, с возвращения из Радоги и не видел почти. Но обида, кажется, уже совсем пропала из глаз девки — поняла всё. Да только не позвала она в святилище здешнее, что в глубине детинца за стеной сада пряталось, а передала только пучки каких-то трав: Леден не все узнал, не знахарка ведь.
— Вот, — сказала с почтением, — княжна велела тебе в бане попариться сходить. Да в кипятке травки эти замочить.
Сама же Елица, видно, и приближаться к нему больше не хотела. И понимание этого резало изнутри хуже засевшей в ранах боли.
Как и велела она, сходил он вечером в баню: Брашко приказал растопить её пожарче, видно, чтобы всё, что можно скверное, вышло из тела его от живительного пара. Кинул в ушат с горячей водой травы, что Елица передала — и подышал вдоволь ароматным влажным воздухом. И не заметил даже поначалу, как отпустила его наконец даже самая слабая боль. Обратил внимание лишь когда в предбанник тесный вышел да оделся. Замер на миг, а после пошевелил осторожно рукой и пощупал бок — и верно ведь, прошло всё.
Захотелось тут же к княженке сходить, поблагодарить — самому, глядя в лицо её, а не передавая пустые слова через отрока. Он даже пошёл через сад к женскому терему, оправляясь на ходу, подпоясываясь, приглаживая влажные волосы. Гнало его в спину нетерпение, острое, не затуманенное хворью, что маяла его столько дней. Даже думать принялся о том, что княженка ему ответит: может, и позволит рядом остаться хоть ненадолго и поговорить с ней о чём-то неважном. Так, как было, когда невольно оказались они вместе в той пещере подле Радоги.
Но ещё издалека заслышал он тихие голоса. Подумал, что девушки гуляют, но вывернул на другую тропинку — и встал, словно в земле застрял по колено: неподалёку от него Елица шла через сад вместе с Чаяном. Они разговаривали о чём-то спокойно, братец держал руки за спиной, словно удерживался от того, чтобы коснуться княжны, хоть и хотелось ему, верно, очень сильно. Девушка вдруг приостановилась, зацепившись подолом за ветку малины, что росла вдоль тропинки, а Чаян, склонившись, быстро освободил ткань из хватки шипов, а выпрямившись, приобнял Елицу за талию.
Что дальше было, Леден смотреть не стал: развернулся и пошёл назад. Что ж, решение его наведаться в горницу княжны, было глупым. Хоть никогда раньше он опрометчивостью подобной не страдал. Он зашёл в свою хоромину и забрал оружие: раз уж боль отступила, так и размяться нынче будет нелишним. Давно он в полную силу уроков телу не давал: а там и спаться будет лучше.
