Потому-то я не увидела ничего необычного в том, что трава у меня под ногами вспыхнула. В красной мгле, застилавшей глаза, это казалось вполне естественным. Не должна существовать трава, впитавшая кровь Родни. И дом, в котором Грегор пытал мою мать, тоже должен исчезнуть. Все здесь должно сгореть. Все. До. Последнего.
Красно-рыжие языки пламени пробежали по траве к дому, поднялись по стенам, сплелись, покрыв крышу горящим ковром. Потом трава вокруг Грегора превратилась в пылающую арену, огонь взметнулся по его ногам. Зрелище порадовало меня, но этого было мало. Я хотела, чтобы кожа его трещала и корчилась. Чтобы весь он рассыпался горячим пеплом. Сейчас же.
Деревья вокруг меня взорвались, но я не отводила взгляда от Грегора. Гори! Гори! Других мыслей у меня не было. Все остальное не существовало. Не было матери, рыдавшей над телом Родни, не было воплей охваченного огнем Грегора.
— Кэтрин, стой! — завопил он.
Внутри у меня что-то усмехнулось. С чего он взял, что я в ответе за этот прекрасный пожар? Должно быть, Ниггер разбросал по пути какую-то новую взрывчатку. Или Кости. Надо вытащить из огня мать, пока Грегору не до нее. Но я не могла заставить себя двинуться. Горячие великолепные волны гнева, бившегося во мне, приковали меня к земле. Гори! Гори!
— Котенок!
Голос Кости разрушил мое оцепенение. Я взглянула на него, удивилась, почему он освещен красными и синими бликами. И все вокруг тоже. Кости рубанул клинком стоявшего перед ним вампира и отшвырнул его в сторону. Теперь ничто не загораживало его от меня, и я видела, что лицо его сведено ужасом.
Он смотрел на меня — но не в лицо. Я опустила взгляд и ахнула. Руки мои до локтей светились голубым светом, охваченные пламенем, которого я почему-то не чувствовала. Оранжевые и красные стрелы били из моих пальцев, опаляя все передо мной до самой крыши дома.
Кости подбежал ко мне, обнял, не обращая внимания на огонь.
— Чарльз, забирай Джастин! — крикнул он, и ноги мои вдруг оторвались от земли.
Сквозь красно-голубую пелену перед глазами я видела, как Ниггер подхватил мою мать и взмыл вверх. Грегор и его дом полыхали внизу, но я видела, как Грегор катается по уцелевшему от огня клочку земли, сбивая пламя.
«Убийца!» — вновь вспыхнула во мне дикая мысль. Взгляд затянуло красным, и Грегор завопил, уворачиваясь от новой вспышки.
Облака раздались, и луч света ударил мне в лицо, сметя кровавую пелену. В то же мгновение Кости впился мне в горло, сильно всосал кровь.
Последнее, что я видела, — слепящие тона рассвета, похожего на пожар.
Открыв глаза, я наткнулась взглядом на голые бетонные стены. Потом надо мной склонилась темная голова.
— В порядке, Котенок?
Лицо Кости, измазанное сажей. И в комнате густо пахло дымом. Первым делом я взглянула на свои ладони. Лежат на животе, бледные и невинные. Может, мне все почудилось?
Я села так поспешно, что столкнулась лбом с Кости. Менчерес стоял в нескольких шагах поодаль. Комнату я узнала — здесь запирали вампиров.
— Тише, милая. — Кости погладил меня по плечу.
В надежде, что после взрывов я просто потеряла сознание и все остальное было ужасным кошмаром, я спросила:
— Мама? Родни?
— Она в безопасности. Его больше нет, — хрипло ответил Кости.
Родни погиб на самом деле, значит, и огонь был настоящим. Огонь, исходящий из меня.
Я не хотела верить, но помнила — еще как помнила! — свой восторг, когда выбрасывала из себя ненависть и гнев и видела, как они преображаются в пламя.
— Я — пирокинетик!
Я заговорила вслух, не сводя глаз с лица Кости, в надежде, что он найдет другое объяснение. Не нашел.
— По-видимому, так.
— Но каким образом?
Я свесила ноги с койки, и они повисли тряпками. Вот и надейся походить из угла в угол! Во всем теле не осталось ни капли силы.
— Ты говорил, что индивидуальные способности вампиров проявляются спустя десятилетия, и еще, я думала, они напрямую связаны со способностями превратившего их. Но ты, Кости, не пирокинетик, если ты ничего от меня не скрывал.
— Я ничего от тебя не скрывал, и, даже если подставить в уравнение твои человеческие годы, я никогда не видел вампира, даже мастера, проявившего бы подобную силу так скоро после превращения.
В голосе Кости звучало досадливое недоумение. Я повернула голову к Менчересу, взглянула в его холодные угольно-черные глаза. В них не было ни удивления, ни смятения — и я вдруг поняла почему.
— Ублюдок! — прошептала я.
Кости решил было, что я обращаюсь к нему, но быстро поймал мой взгляд, обращенный к молчавшему вампиру.
— Он знал с самого начала. — Голос мой повышался вместе с гневом. — Знал, что Грегор решил меня заполучить не потому, что я была полукровкой, и не потому, что в меня влюбился. Он знал, что Грегор увидел меня вампиром, увидел, как я поджигаю все вокруг себя, словно римская свеча. Вот почему Грегор меня добивался — через меня он мог овладеть этой силой. Но и Менчерес этого хотел. Вот еще одна причина, почему Менчерес отобрал меня у Грегора и запер его на все эти годы. Он хотел иметь мою силу на своей стороне! Вот ради чего все это было!
Кости не стал спрашивать Менчереса, правда ли это. Его глаза, устремленные на человека, которого он знал двести двадцать лет, налились зеленью.
— Мне бы следовало тебя убить, — глухо прорычал он.
Ничто не дрогнуло в лице Менчереса. Стекло выразило бы больше эмоций.
— Возможно, и убьешь. Мои видения будущего не заходили дальше этого утра, поэтому я допускаю, что скоро умру. Теперь, когда соправитель моей линии и Кэт стали теми, кем должны были стать, мои люди получат защиту и без меня.
Непроницаемая маска упала с его лица, открыв черты, полные решимости и отчаянного вызова.
— Да, двенадцать лет назад я забрал Кэт от Грегора, чтобы ее сила досталась моим людям, а не его. Более того, это я позаботился, чтобы ты оказался в том баре в Огайо, где встретился с ней, Кости. Тебе кажется, что я непозволительно вами манипулировал? Я так не думаю. Тысячи из моей линии рассчитывают на мою защиту, и для меня это значит больше, чем то, что вы сейчас считаете меня предателем. Если проживете так долго, как жил я, научитесь при необходимости холодно манипулировать даже теми, кого любите.
Кости хмыкнул с той же горечью, какая была у меня в душе.
— Говоришь, ты меня любишь? Когда ясно, что я для тебя всего лишь пешка?
Темный взгляд Менчереса не дрогнул.
— Я всегда тебя любил. Как сына.
Кости шагнул к нему. Он еще не сменил одежды, на нем остались кровь, сажа, грязь… и несколько серебряных ножей.
