Раздался оглушительный грохот. В воздух взвился густой едкий дым. Кости, стоящий в центре смерча, расставив ноги, сверкая зелеными глазами, был ужасающе великолепен.
По трассе распространялась паника. На встречной полосе образовалась пробка — водители, не веря своим глазам, останавливались полюбоваться на следы разгрома. Каждую секунду — новый скрежет тормозов, и новое столкновение. Кости не стал задерживаться, чтобы полюбоваться своей работой. Он взял меня за руку, а мать перебросил через плечо, и мы помчались за придорожные деревья.
Машина ждала его в пяти милях впереди. Там шоссе было еще свободно. Кости уложил мать на заднее сиденье, задержавшись, только чтобы прилепить ей к губам полоску пластыря, и мы рванули с места.
— Спасибо, что ты сама ее остановила, милая. Ты меня здорово выручила. Склочность характера ты унаследовала не от отца — от нее. Она меня укусила.
Для парня, в которого только что врезалась идущая со скоростью шестьдесят миль машина, он выглядел на удивление свеженьким.
— Как ты это сделал? Как остановил машину? Если вампиры так могут, почему Гасила не помешал мне вчера вломиться в дом сквозь стену?
Кости презрительно фыркнул:
— Этот щенок? Ему бы и малыша на трехколеске не остановить. Ему, милая, по посмертному счету, не больше шестидесяти. Чтобы проделать такой трюк и потом горько не пожалеть, нужен старый мастер-вампир, вроде меня. Поверь, боль жуткая. Потому-то я и хлебнул по глоточку из тех двух типов, прежде чем зашвырнуть их подальше. Кстати, кто они такие? Не из полиции…
Ответ следовало хорошенько обдумать.
— Гм, это какая-то правительственная служба, какая, они не сказали. Не слишком они разговорчивы. Думаю, они перевозили меня в особую тюрьму — может, из-за Оливера.
Он глянул на меня:
— Надо было меня подождать. Тебя могли убить.
— Не могла я ждать. Один из подкупленных Оливером копов пытался меня пристрелить, а потом собирался подорвать больницу, куда они увезли маму! Это все Оливер, Кости. Он сам признался, еще и хвастался, как Хеннесси «вычистил» ему штат. Как будто все эти люди — просто мусор. Господи, да я бы его десять раз убила, и было бы мало.
— Почему ты так уверена, что эти, которые тебя увозили, были не из его людей?
— Точно не из его. Кстати, ты обращался с ними так, словно ничего не слышал о презумпции невиновности. На четверых уронил машину…
— А, не дергайся, — последовал беззаботный ответ. — Они успели выскочить до взрыва. А если бы не успели, так им и надо за нерасторопность.
— А это чья? — Мы ехали в мощном черном «вольво», наполненном запахами новой машины.
Кости скосил на меня глаз.
— Твоя. Нравится?
Я покачала головой.
— Ничья теперь, а скоро ли прежний хозяин заявит об угоне?
— Никто не заявит, — успокоил он. — Это тебе подарок на Рождество. Зарегистрирован на имя, которое стоит в твоих подложных документах, так что они его не выследят. Наверно, лучше было сделать тебе сюрприз, но так уж сложились обстоятельства.
У меня отвисла челюсть. Он говорил совершенно серьезно.
— Я не могу принять его! Слишком дорогой подарок! — После всего случившегося я сцепилась с ним из-за роскошного подарка.
Мы со здравым смыслом даже не знакомы. Он устало вздохнул:
— Котенок, ты не можешь хоть раз просто сказать «спасибо»? Правда, милая, пора оставить все в прошлом.
Я съежилась от внутренней боли, вспомнив, что все и впрямь в прошлом, только не так, как он думал.
— Спасибо. Прекрасная машина. А я тебе только новую куртку купила.
До Рождества оставалось две недели, а могла бы остаться тысяча лет.
— Какую куртку?
Помоги мне Боже, ну где мне взять сил, чтобы уйти от него? Темные карие глаза прекраснее всего, что можно купить за деньги. Я проглотила комок в горле и начала описывать куртку, чтобы не расплакаться.
— Ну, такая длинная, как полупальто. Черная кожа, ты будешь выглядеть нарядно и таинственно. Если полиция не распотрошила все, что оставили от моей квартиры вампиры. Я ее свернула и спрятала в пустой шкафчик на кухне.
Кости взял мою ладонь и пожал ее. Слез было уже не удержать.
— А Гасила? — Лучше спросить поздно, чем никогда.
Раз Кости жив, вопрос этот можно считать риторическим.
— Сохнет в Индиане. Этот тип гнал на полной скорости час за часом. Жаль, что я не мог заняться им как следует, Котенок, — спешил вернуться к тебе. Догнал, проткнул колом и оставил догнивать в лесу у Сидар-Лейка. Мы столько трупов после себя оставили, что один лишний лодку не перевернет. Кстати, мы теперь как раз в Индиану и едем.
— Зачем в Индиану? — Я смутно порадовалась, что Гасила мертв.
Может, теперь бабушка с дедушкой смогут покоиться в мире.
— У меня там приятель, Родни, он сделает вам с матерью новые документы. На одну ночь устроимся у него, а завтра ближе к вечеру уедем. Мне еще надо с утра уладить несколько дел. А оттуда переберемся на несколько месяцев в Онтарио. Тех двоих, что сбежали, мы выследим, помяни мое слово, но заниматься этим придется тихо, пока здесь слишком горячо после Оливера. Твои парни поищут тебя немножко, не найдут — и переключатся на другую дичь.
Ох, если бы все было так просто.
— Как ты узнал, что нас перевозят?
Он весело хмыкнул:
— Посмотрел и увидел. Они расчистили проход с этажа к черному ходу и приставили вооруженную охрану к машинам, так что все было ясно. Мне осталось только опередить вас и подождать.
Основательный глухой удар переключил мое внимание на заднее сиденье. Кости ухмыльнулся:
— Похоже, твоя мама проснулась.
27
Родни, к моему удивлению, оказался гулем. Я почему-то ожидала вампира. Кости вытащил маму из машины, так и не сняв пластыря со рта, и передал мне, после чего представил нас. Родни и глазом не моргнул. Наверное, привык, что людей к нему на дом доставляют связанными и с кляпом во рту.
Я поставила мать на ноги и, одновременно придерживая ее, чтобы она не бросилась бежать, пожала Родни руку.
— Извините, что сразу беспокою вас, Родни, но где у вас ванная?
— Никакого беспокойства. Первая дверь налево, — улыбнулся упырь.
Я потащила мать за собой.
— Мы сейчас вернемся, Кости. Я хочу ее почистить и перемолвиться словечком.
— Мы подождем, милая.
Я заперла дверь и сразу пустила воду в ванну. План я составила еще по дороге, но теперь надо было, чтобы мать мне подыграла. Сквозь пластырь прорывалось свирепое ворчание. Я вздохнула. Кости и сквозь шум воды услышит.
Задумчиво взглянув на зеркало, я до отказа выкрутила кран с горячей водой. Скоро ванная наполнилась паром. Отлично! Я пальцем написала на запотевшем зеркале:
«Уедем завтра. Молчи, он может тебя слышать».
Она приписала строчкой ниже три слова:
Я кивнула: да — хоть и тошно мне было. Я писала, насколько позволяли размеры зеркала, стирала и писала снова.
«Знаю, как ты ненавидишь вампиров, и знаю, что тебе будет трудно, но придется пока слушаться меня».
«Он не знает. Он бы нам помешал».
«Дай мне время. Ты должна мне поверить. От этого зависит наша жизнь».
«Подыгрывай, что бы я ни делала».
«Сегодня мы заночуем здесь, а завтра уедем за границу. Ничего другого не остается».
Я твердила это самой себе. Ничего другого не остается. Только больно было невыносимо.
«Ну? Ты будешь вести себя разумно? Можно убрать кляп?»
Она пристально взглянула на меня и написала на зеркале:
«Обещай уехать без него».
«Верь мне, — повторила я. — Я обещала».
Мать кивнула, и я сорвала пластырь. Она оглянулась на дверь, но не сказала ни слова.
— Постарайся, когда мы выйдем, разговаривать вежливо.
* * *
