– Поспи, я все узнаю у Дженис, – сказала Кайла, поправив мои волосы, когда я опустила голову на подушку и закрыла глаза. – А ты утром дополнишь ее рассказ.
– Только никому не рассказывай об этом, – попросила я, всхлипнув. – Это очень важно. Никто не должен узнать, что его нет.
Она удивилась, но задавать вопросы не стала, понимая, что меня лучше оставить в покое.
Когда она вышла и свет погас, я опять закрыла глаза и подумала о Ките. О том, как мы вчера вечером ложились в эту постель вдвоем. Его глаза, руки, губы, его слова. Он был таким ласковым, заботливым и нежным. Мы занимались любовью и смеялись, вспоминая глупую ссору.
Больше я не увижу его. Никто его не найдет. Я буду каждый день ложиться в эту холодную постель одна и вспоминать его.
Слезы катились по щекам, я задыхалась от рыданий, но не могла успокоиться.
Возможно, когда сознание не могло уже выдержать пытку мрачными мыслями и черным отчаянием, оно затуманилось, и я уснула.
Четверг
Я не могла точно определить, который час. В комнате царил полумрак. Я лежала в своей постели, раздетая и накрытая одеялом. Я повернулась и осмотрелась, еще не до конца проснувшись. Кита не было рядом. Я нахмурилась, подумав, что он опять проснулся раньше и не потрудился разбудить меня.
– Кит, – позвала я, садясь в постели и пытаясь в полутьме разглядеть часы на мониторе. – Кит, где ты? Опять завтрак готовишь?
Тут мой взгляд наткнулся на сумку, где все еще лежал лэптоп и папка с брачным свидетельством. В один миг все воспоминания вернулись, оглушив меня ужасной правдой. Кит не был в кухне, и уж точно не готовил завтрак. Он ушел, неизвестно куда, неизвестно с кем, и, скорее всего, навсегда.
Наступила запоздалая реакция на это событие. Я почувствовала, как в груди все сжалось, потом ее пронзила резкая боль и слезы опять хлынули из глаз. Я не смогла сдержать рыдание, упала на подушку и закричала. Я не знала, почему делаю это, что мной движет, но я просто не могла это сдержать. Не могла унять рыдания, задыхалась от слез, не могла даже сделать вдох. На выдохе из горла рвались нечленораздельные крики, отвратительные, хриплые, заглушенные подушкой, словно выло какое-то животное. Я понимала, что должна успокоиться, взять себя в руки, но просто физически не могла этого сделать, тело не слушалось. Руки сжимали подушку, плечи дрожали, а откуда-то изнутри рвался утробный гортанный вой. Я и не представляла, что способна на такие эмоции, что могу вот так сорваться, выть как раненый зверь. Но это было еще не все, что со мной творилось. Все тело словно было в огне, я извивалась, чувствуя жуткий дискомфорт. Не могла найти себе места, тискала несчастную подушку, сбила простыню и сбросила одеяло на пол. О том, как выгляжу со стороны, я и не думала. Я вообще не думала, не знала, как это. Все сознание затмила жгучая ослепляющая боль. Все вокруг казалось бессмысленным и пустым, весь мир, вся вселенная была огромным черным пятном, жестоким и причинявшим только страдание. Хотелось только одного – умереть. Чтоб не чувствовать, не знать, не быть.
Неожиданно хлесткий удар по лицу привел меня в чувство. Я опомнилась и смогла увидеть того, кто так вовремя отрезвил мое теряющееся в безумии сознание. Это была Кайла. Она сидела рядом на кровати, глядя на меня испуганно. На ней был легкий домашний халатик, волосы собраны на затылке. Красивое бледное лицо, никакого макияжа. Он и не нужен был ей, от природы одаренной выразительными большими глазами, точеным носиком, пухлыми яркими губами. Я не сводила с нее глаз, хватаясь за этот любимый образ, как за последний оплот реальности. Я не должна была умереть, потому что я нужна ей. Я не могу поступить так малодушно и бросить ее сейчас, когда она нуждается во мне.
– Наоми! – она опять потрясла меня за плечи. – Наоми, ты меня слышишь?! Сейчас же успокойся! Возьми себя в руки!
Я перестала всхлипывать и стискивать кулаки, вонзая ногти в ладони, обхватила себя за плечи и опустила глаза.
– Вот, уже лучше, – похвалила она, сама, как видно, напуганная моей истерикой. – Ты же взрослая женщина. Будь сильной.
– Прости, – пробормотала я, продолжая отводить взгляд. Меня еще трясло после приступа, по лбу скатилась капля пота. Я поспешно стерла ее, и опять обхватила себя.
– Держись, слышишь? – продолжала наседать она, чтоб я не успела опомниться и опять начать лить слезы. – Ты сможешь с этим справиться. Ты и не с таким справлялась. Ты всегда была сильной.
Я кивнула, опомнившись достаточно, чтоб почувствовать себя глупо.
– Давай, иди в душ и приведи себя в порядок, – Кайла погладила меня по волосам, смягчившись. – Я буду ждать тебя на кухне. Сварю кофе.
– Хорошо, спасибо, – я окончательно оправилась после своей глупой истерики и слабо улыбнулась.
– Вот, другое дело, – похвалила она.
Я поднялась с постели и пошла в ванную. Конечно, боль никуда не ушла, она осталась, засев в груди, словно заноза. Каждое движение, каждая мысль, касались ее и доставляли новую боль, но с этим можно было жить. Со стороны я выглядела нормальной. Пусть каждый нерв разрывался, стоило увидеть за окном пейзаж, который так любил Кит, или папку, где лежало свидетельство о браке, или собственную постель, где мы спали вдвоем, но следовало жить дальше, заглушать эту боль и надеяться, что когда-то она утихнет или хотя бы станет меньше.
Подругу я нашла в кухне. Кайла заварила крепкий кофе и поставила передо мной чашку. Я сделала глоток, продолжая изучать узор столешницы. Подруга села напротив, как когда-то я садилась перед Китом.
– Давай уедем за город, – предложила она, тоже попивая кофе.
– Нет, я не могу, – ответила я монотонно. – Я должна все выяснить прежде.
– Что? Что он, гаденыш, сбежал при помощи своих дружков, обчистив предварительно твой компьютер? – хмыкнула она. – Так это и без того ясно.
– Не обзывай его, – попросила я, взглянув на нее умоляюще. Хотела злобно, но не получилось.
– А почему нет? – поинтересовалась она деловито. – Ведь не станешь отрицать, что они из одной банды? Он и дверь им открыл, скорее всего. Может, и предупредил, когда тебя дома не будет. Передал им все коды, пароли. Дом ваш мастерски замкнули. Всё знали, что как работает, куда звонить станут, в случае поломки. Явно не дети замышляли все это.
– Мне просто неприятно, – ответила я на ее первый вопрос, пропустив все прочее мимо ушей.
– Ты же не станешь слезы по нему лить? – не сдавалась она, подав мне вторую чашку. Первую я осушила одним глотком. – Он этого недостоин. Он мизинца твоего не стоит.
