И как Владу было больно видеть мучительное одиночество в глазах Елизаветы, тоску по любви…
И какое недоразумение лежало в основе их конфликта!
Сны…
Всего лишь сны.
Древние и вечно юные ветры и сейчас гоняют травяные волны на цветущих прикарпатских лугах, как и в те дни, когда они гуляли там с Лизой, и будут гонять, когда Лиза пройдет по ним с другим спутником…
Прощай, любовь моя.
Я не могу пойти с тобою, прости, Лиза.
Прости и прощай.
Будь счастлива…
Из раздумий его вырвали весьма и весьма бесцеремонно: дернули за рукав.
— Не пригласите девушку на танец? Я скучаю!
Юная красавица в костюме цыганки с совершенно подростковым вызовом смотрела на него. Бутафорские серьги из кошмарной золотой фольги, размером с хорошее тележное колесо, к счастью, все же терялись в буйных кудрях черного парика, увенчанного бумажной розочкой. Платье являло собой наповал убивающую смесь кричащих цветов: зеленых, желтых, красных и черных.
Было бы безвкусицей, если бы не сливалось так гармонично с неистовым огнем ее огромных глаз: жгучих и нежных.
Такою, верно, была Кармен…
На хрупких запястьях бренчали браслеты.
И девочка настойчиво тянула приглянувшегося ей мужчину в круг танцующих.
— Если вы не хотите танцевать, чего ж вы тогда пришли?.. — с просыпающимся кокетством поинтересовалась она.
Лайнелл пожал плечами.
— Вы ведь физкультуру у нас преподаете? Я поспорила, что приглашу вас и вы не откажетесь! Выручайте!
— С какой стати?.. — поддразнивая, не удержался учитель от смешка. — Сама заварила, сама и расхлебывай.
— Ну пожалуйста! — взмолилась школьница, сложив ручки. — Я вас очень прошу! Всего один танец! Ну, мистер Фоулн, пожалуйста!
Ее еще совсем по-детски пухлые губки сложились таким очаровательным бантиком, что не выдержала бы и статуя.
Их захлестнул веселый водоворот танцующих.
«Цыганка» была просто великолепна: она вертелась, изгибалась — гибкая, как прутик, — легко и уверенно задавала в танце тон… И только пышные юбки мелькали, разлетаясь от всей этой неистовой пляски.
Настоящий цыганский танец, адаптированный к современной дискотеке!
— Где ты научилась?.. — совершенно искренне поинтересовался молодой человек.
— Дома, — ответила небрежно девчонка. — А вам что, не жарко в куртке?..
Под курткой у Лайнелла был спрятан пистолет с серебряными пулями, он так и не выложил его…
— Нет… — немного растерянно пожал он плечами.
— Идемте! — вдруг решилась его «дама». — Купим мороженого!
— Ну, мороженого, так мороженого…
Похоже, искать Лизу бесполезно. Такие существа являются, когда пожелают.
Видимо, ему являться не желали.
Остается лишь получать удовольствие от праздника.
Только вот на сердце невесело…
Сейчас купить этой разбойнице мороженого — и уйти домой!
«Разбойница» между тем тащила его в совершенно темную аллею, где не могло быть никаких киосков.
— Стой, ты куда?..
Вместо ответа девочка развернулась и буквально повисла на нем, закрывая рот поцелуем.
Некоторое время в аллее раздавались лишь протестующие попискивания Лайнелла, отчаянно пытавшегося освободиться.
А ее ручки уже пытались откровенно лапать его под курткой.
— Ой! — девочка замерла, внезапно напрягшись всем телом.
Наткнулась на кобуру.
— Мама… Маньяк…
Какими скоростью и проворством надо обладать, чтобы расстегнуть кобуру, вытащить оружие и наставить его на спутника — и все это в течение секунды!
— Не подходи!
— Послушай… — начал было Лайнелл.
— Не подходи, я выстрелю! — щелкнул курок.
Вот ведь черт, а?..
Она отступала в темноту аллеи, пятясь от него, а потом развернулась — и побежала.
— Стой!
Фоулн бросился следом.
— Стой, говорю! Чего ты боишься, у тебя же пистолет? Давай поговорим!
Но девчонка лишь стремительнее припустила бежать, свернув с аллеи в сумрак деревьев.
Лайнелл плюнул и помчался за ней в полную силу.
Через минуту он понял, что происходит нечто ненормальное: он, тренированный спортсмен, не мог догнать какую-то пигалицу в длинном платье!
Девушка мчалась, будто серна, перепрыгивая через незримые его глазу препятствия, вроде камней и оросительных канав, легкая и стремительная. Казалось, сама ночь расступается перед ней.
Забор в два человеческих роста она форсировала, не утруждая себя поисками дыры, просто и решительно: перемахнув через него с разбега.
Одна из них!
Конечно же.
Ильза, больше некому.
«Мех ночи, вот что такое ее красота», — вспомнились строчки из дневника Елизаветы, и в который раз Фоулн поразился умению вампиров морочить головы людям, и притворяться смертными почти любого возраста…
И только сейчас соизволила открыть свою сущность!
Вот бесовка! Как ловко обезоружила… Лайнелл восхищенно покачал головой. Последнее предупреждение, так следует понимать?
Значит, Лиза там?..
Что ж, повернуться и уйти?
Зачем?.. Ведь он же нашел тех, кого искал. Хотя они считают его противником…
Смерти нет, душа человеческая…
Ему это известно, не так ли?
Он хочет поговорить? Тогда что же стоять под забором?
Лайнеллу пришлось подтянуться, чтобы перелезть.
Спрыгнуть.
Осмотреться.
Перед ним лежал какой-то пустырь, задворки стройки. На кучах земли громоздились бочки, кирпичи, какие-то трубы… Под ногами спекшаяся от зноя глина, втрамбованный в липкую почву и зацементированный жарой гравий…
Издалека смутно доносится гул музыки, ее звенящие, наполняющие мелкой вибрацией воздух, аккорды.
Ни огонька, лишь на окраине пустыря мерцает каким-то ржавым светом одинокая лампа…
Внезапно вся ситуация, место и сам способ, каким вампиры заманили его сюда, показались Лайнеллу бесконечно жалкими и противными, мелочными донельзя. Как-то все складывалось неправильно!
— Мистер Фоулн.
Усмешка в глубоком голосе.
Обернуться.
Она стояла чуть поодаль, в тени забора, засунув руки в карманы белого плаща, и волосы свободно падали ей на плечи.
И вокруг нее вился, как пес, ночной ветер.
Как она походила сейчас на себя!
Не на ту девочку, что он помнил по этой жизни: хрупкую школьницу — а баронессу Елизавету Попрушнек, его жену.
Или на возлюбленную Влада.
Как горели ее глаза тогда, в подвале, какой отчаянной яростью и тоской!
А сейчас… Сейчас в ее глазах спокойствие.
