Эдвард. – Я так рад, что мы все такие отличные друзья! С вами так весело!
Аодан и Кхира вздохнули страдальчески, Мавис посмотрела удивленно и отломила Эдварду пирога.
– Тростник, – сказала Эпона. – Сказка такая была, в ней тростник изобличил убийцу, когда пастушок заиграл на тростниковой флейте. Эдвард сказал «тростник… хранит невысказанные слова». Надо срезать тростник у грота. Мавис, отвлекаешь ректора. Кхира, найди госпожу Аль-Хорезми, или баронессу Сэвидж, или обеих. Эдвард и Аодан, идем за тростником.
* * *
– Отрадно познакомиться с таким соседом, – Гай Невилл улыбался так приятно, словно приветствовал гостя на чудесном семейном празднике. Возможно, для его жертв эта улыбка была последним, что они увидели в жизни. – Прошу, садитесь. Как видите, здесь есть лишь скамья и совершенно нет окон. Но светильник из коридора достаточен. Вот свечей не дают – я, видите ли, весьма опасен.
Ему было на вид лет пятьдесят, но, как мог вспомнить Брендон, скорее подходило к шестидесяти. Безволосая голова, четкие, как мраморные, черты лица, руки музыканта или художника. Наверняка он нравился женщинам лет двадцать назад. Чудовища вообще умеют нравиться.
– Не уверен, что разделяю вашу радость, – признался Брендон. – Это не то место, где хочется оказаться.
– Разумеется. Вас хотя бы не отправили на кварц? Хорошо. Это недолгая и печальная жизнь. Кварц невероятно вытягивает силы, вы должны были уже почувствовать. А работа с ним – тем более. Знаете прекрасный бескровный способ казни мага? Кварцевая камера. Здесь случается – по распоряжениям с самого верха, само собой. Примерно дня три на все про все. Простите, что я болтаю, – мой предыдущий сосед давно, скажем так, завершил свой путь, и я немного устал от одиночества.
Брендон все же спросил:
– Простите, а это не вы помогли ему… завершить свой путь?
– О, репутация… нет, не я. Я редко убиваю соседей по заточению. Они скрашивают мне жизнь. Человек – весьма стайное существо. Его убил кварц. Невеликая потеря для страны в целом – он, видите ли, страдал припадками ярости, во время которых убивал случайно оказавшихся рядом. Но для меня – потеря большая.
Брендон усмехнулся:
– Что ж, отрадно слышать, что у меня появляется вероятность пережить это… лечение, будем так называть. У меня есть серьезные дела вне острова.
Гай Невилл посмотрел на него сочувственно:
– Вы же были магистром Дин Эйрин, вы осведомленный человек. Отсюда не выходят. Вся разница – в продолжительности жизни и обстоятельствах смерти. Бетлем – путь в один конец. Тот, кто отправил вас сюда, не хотел, чтобы вы вернулись.
Брендон мысленно пожелал Горту глубочайшей неудачи во всех его делах. Он старался не ругаться даже в своей голове – профессор Тао считал это «неопрятностью мыслей». Брендон не любил неопрятность.
– Что влечет вас назад? Любовь, жажда знаний, жажда власти, жажда мести? – поинтересовался Гай Невилл. – Ответьте, и я скажу вам любопытное.
Брендон пожал плечами:
– Я сказал бы так. Желание вернуть все на надлежащие места. В этом есть и любовь, и месть, а знание я ищу всегда.
– Хороший ответ. Знаете, почему хороший? Путь подобных мне чудовищ – а я чудовище, и вы думаете обо мне ровно так же – часто начинается с желания вернуть все на надлежащие места. Но это не значит, что вы превратитесь в меня, не беспокойтесь. Вот вам мое любопытное наблюдение: за время, пока я тут, с острова произошло двадцать восемь неудачных побегов и четыре удачных. Если вы дадите магическую клятву исполнить некое мое желание – я расскажу больше. И не только расскажу.
* * *
Мавис любила, чтобы решение было уже принято и оставалось только идти вперед. Можно маленькими шагами. Она шла к дому ректора, сочиняя по дороге первые три фразы, которые ему скажет. Главное, чтобы он не захлопнул дверь сразу, не поняв, чего Мавис вообще хочет. Но если он одержим мыслями о ши, значит, выслушает.
Впервые двор вокруг коллегий показался Мавис мрачным. Студенты не галдели, валяться на траве под деревьями и гулять парочками вдоль отцветающих гортензий было уже холодновато, так что все разбрелись – кто в «Лосось», кто в коллегию, кто и в теплые объятия любимой горожанки. Было темно, холодно и одиноко.
К одиночеству Мавис привыкла – даже среди людей, и тем более среди людей. Хотя вот Эдвард сегодня утверждал, что все они – друзья. Непривычная Мавис мысль. Они дружили между собой, да – они, не она. Кхира хлопотала вокруг Эдварда, как мать или старшая сестра. Аодан забегал навестить Кхиру и погулять с ней, когда не бегал с Эдвардом, выручая его из неприятностей и смеясь на пару. Эпона сошлась с Эшлин близко, рассказывала ей свои секреты. Эния… ладно, у Энии свое. А Мавис – ну Мавис. Мавис тоже была где-то рядом с ними. Сейчас она поняла, что немного скучает по ученику инквизитора. Никто до этого столько времени с ней не проговорил.
За неловкими мыслями она не заметила, как дошла. Оставалось лишь перейти по мосткам через угол пруда и попасть к двери ректорского дома. Может быть, ей показалось, а может, и нет – с другой стороны за деревьями промелькнули три тени. Эпона и мальчики шли за тростником.
Она подошла к двери и зажмурилась. Потребовалось еще несколько мгновений, чтобы наконец сделать последний шаг и постучать.
Дверь сама отворилась, открывая взгляду Мавис комнату, в которой жарко горело пламя камина. Ректор обернулся и смотрел на нее холодным внимательным взглядом, медленно опуская правую руку. Будто он ждал кого-то и едва не встретил гостя магическим ударом.
– Зачем вы пришли сюда в столь поздний час? Надеюсь, не с вестью, что вслед за ши в Университет проник дракон?
Ректор Галлахер говорил, и каждое его слово казалось тяжелым. Оно будто повисало на плечах и руках тяжелым грузом, придавливая к месту. Сейчас Мавис с трудом бы могла пошевелиться. Ей не было страшно, просто тяжело, как трудно порой идти против ветра. Но нет ничего невозможного для того, кто крепко стоит на ногах. И точно знает, зачем ему надо устоять.
– Я пришла пожелать вам доброго вечера. И признаться, – Мавис произносила это так, будто собиралась сказать, что только что случайно прирезала половину женской коллегии, – что мою мать, Эрну Десмонд, похитила Дикая Охота. Барон Десмонд принял жену, когда она вернулась. Но я уже была… при ней. Я – дочь ши, который пришел без зова на свадьбу.
Ректор слушал ее молча, но говорить с каждой фразой становилось все труднее. Горло стискивало от волнения, будто его