– Поклянись, что меня никто не обидит!
Деревенский здоровяк потупился и растерялся, а я попятилась. Так, на всякий случай.
– Не обидит, – пробасил Косарь. И добавил, краснея: – Не позволю.
Кажется, я тоже вспыхнула. А под странным, внимательным взглядом детины смутилась ещё больше. Ну конечно… Если догадки верны, то мой внешний вид способен вызвать у местного населения культурный шок. Обтягивающие джинсы и майку с откровенным декольте лучше оставить для Москвы.
– Ещё минуту! – провозгласила я. – Переоденусь!
В моём гардеробе подходящей одежды не нашлось. Взгляд случайно упал на потрёпанный чемодан, в котором хранились прабабушкины вещи – в своё время, рука не поднялась выбросить. К счастью, она была такой же худышкой, как и я. И рост у нас примерно одинаковый.
Когда я появилась на пороге во второй раз, парень ахнул. Никогда не думала, что девушка в длинной цветастой юбке и скромной белой блузочке может вызвать такой восторг. Ан нет! Вкус мужчин, особенно деревенских, непредсказуем. Эх, нужно было щёки свёклой подрумянить, чтоб усилить эффект.
– Веди! – скомандовала я, и первой заспешила к лесу.
Лекарства сложила не в пакет, а в бабушкину тряпичную сумку. Этот аксессуар не прибавлял уверенности, зато отлично сочетался с образом деревенской колдуньи. Интересно, чем занималась предыдущая ведьма? И как она здесь оказалась? Тоже дверь?
Ближе к лесу берег и впрямь расширялся, причём значительно. Он поднимался вверх не слишком круто, очертаниями сильно походил на голову ящерицы, а полоска земли, на которой стоял мой домик, действительно напоминала высунутый язык.
Косарь шел уверенно, явно замедлял шаг, потому что я за ним не поспевала. Он оказался на голову выше, и ноги у парня точно длинней моих были. Хорошо, что не пришлось от него удирать, догнал бы в два счёта.
Лес начался не подлеском, а стеной высоченных сосен. Но удивило другое – тут не было тропинки. Значит, к дому колдуньи дорогу давно забыли.
Косарь будто мысли подглядел, пояснил:
– Я случайно к тебе забрёл. Подумал: а вдруг колдунья вернулась. Раньше‑то не сильно нужна была, а сейчас – позарез! А то ведь помрёт моряк, обидно будет.
Я промолчала. Вести беседу с громадным Косарем было страшновато. И ещё у меня уши горели, и сердце чуть – чуть ёкало, когда парень смотрел в мою сторону.
Его лицо, которое вначале показалось красным и перекошенным, было вполне нормальным. Я бы сказала типичным, славянским. Крупный, задиристый нос, пухлые губы, серо – голубые глаза. Брови сидели довольно низко, от этого взгляд казался суровым, но поведение и манеры Косаря подсказывали – парень добрый, даже слишком. Из таких девчонки обычно верёвки вьют, и мулине вяжут.
Через пятнадцать минут прогулки, когда мощные еловые лапы окончательно заслонили солнечный свет, мне стало жутко. Проснулось дремавшее до той поры благоразумие, только применить его было некуда. Я заметно прибавила шаг, чем явно смутила Косаря.
– Скоро на луг выйдем, – осторожно проговорил он. – Не бойся.
– А я не боюсь.
Колени у меня просто так дрожат, а то, что спина вспотела – так это от жары. Я вообще‑то девушка смелая. И умная к тому же.
Когда отчаянье достигло точки максимума, лес кончился и взору предстал широкий луг, покрытый сплошным ковром одуванчиков. Рот непроизвольно распахнулся – даже не предполагала, что обычные сорняки могут выглядеть столь впечатляюще и источать такой аромат.
– А вон и деревня, – пробасил Косарь, махнул рукой.
Вдалеке действительно чернели дома. Справа от них расстилалась морская гладь, а слева – тот же желтый луг, обрамлённый стеной мрачного леса. Здесь берег был ещё выше, до моря метров двадцать, если не больше. Притом, что полей не наблюдалось, а море лежало не слишком близко, основное занятие деревенских я определить не смогла.
– Да рыбаки мы! – лучезарно пояснил Косарь. – Тут все берега высокие, сколько не ищи. Улов приходится в гору затаскивать, но что поделать? Зато деревня штормов не боится. А волны у нас знаешь какие поднимаются? Ого – го!
При мысли о шторме меня немного качнуло. Мигом представилось, как исполинская волна накрывает мою лачугу и уносит в море, вместе с хозяйкой. Ох, час от часу не легче.
Когда мы пересекли луг, безлюдная с виду деревня, резко преобразилась. А я оказалась совершенно не готова к такому повороту событий.
Сперва, навстречу выпрыгнула стайка мальчишек и девчонок в замызганных одёжках. Вслед за ними примчался брехливый пёс, размером с телёнка. За ним, ахая и охая, прибежали бабы в тусклых платьях. Визг поднялся такой, что я чуть не оглохла. Местное население обступило плотным кольцом, засыпало Косаря вопросами, меня тоже о чём‑то спрашивали, но слова смешивались с визгами и я ничего не понимала.
В довершение всего, в толпу ворвался плешивый дед, растолкал румяных женщин и с прытью пьяного гусара ринулся ко мне. Обниматься.
Я чудом успела спрятаться за широкую спину Косаря, тоже завизжала.
– Тихо! – прогремел Косарь. Выпятил грудь, по – барски шагнул навстречу деду. – Это не старая колдунья! Это новая! Её зовут Нанананастя!
– У… – протянули в толпе.
– Красивое имя! – пропищал кто‑то из мальчишек.
Я подавилась смешком, но Косарь был серьёзен, как президент на инаугурации:
– Нанананастя идёт лечить хворого моряка. Так что вы это! Того! Пропустите!
Одна из женщин, видимо, та самая старостиха, всплеснула руками, расцвела беспредельно широкой улыбкой.
– Во – во! – кивнул мой провожатый.
Толпа расступилась, как море перед Моисеем. А я отчаянно вцепилась в локоть Косаря. Тот глянул странно, озадаченно выгнул бровь. Пришлось сознаться:
– Боюсь.
Дальше шли медленно, под визжащим конвоем любопытной толпы. Локоть Косаря не отпускала до тех пор, пока старостиха не распахнула перед нами дверь своего дома.
– Пойдём, – улыбчиво сказала она. – Авось у тебя получится выходить. Я‑то уж совсем с ног сбилась. Две недели врачую, а он всё горит и горит…
Переступив порог, мы сразу очутились в большой общей комнате, одну стену которой занимала печь. У другой обнаружился стол и несколько скамеек, рядом нечто отдалённо похожее на ткацкий станок. В воздухе витал аромат свежего хлеба, борща и жареной рыбы. На этом сходство с русской избой заканчивалось.
Напротив входной – ещё три двери, во внутренние комнаты. Старостиха поспешила к крайней, той, что ближе к печи. И хотя меня внезапно обуяла нервная дрожь, резво побежала следом.
