— Высокая медь?
— Муж и жена — кузены. Их матери — родные сестры. А отцы — двоюродные братья.
— Олово?
Трое мертворожденных и четвертый, появившийся на свет живым, но взятый Рудой.
— Троюродные брат и сестра. Серебро — то же самое. А брак, разрешения на который добиваются Титаниды, будет заключен между братом и сестрой.
— Но… она низшего рода?
— Незаконнорожденная дочь.
— И законнорожденный сын, — король тяжело поднялся. — Неужели они сами не понимают, что творят?
Этот вопрос не требовал ответа. Понимают? Скорее спешат сохранить кровь. Сильную скрещивают с сильной, в надежде, что родятся дети, которые выживут.
— Спасибо, — Стальной король стоял над камином, упираясь обеими руками в холодный мрамор облицовки. — Ты подтвердил мои догадки. Забавно в чем-то даже… они разводят лошадей. Или собак. Грэм Серебряный соколами занимается…
— Они считают себя выше.
Законы жизни не применимы к детям Камня и Железа.
— А сейчас, — Виттар допил вино. — Они верят в проклятье Туманной Королевы. И в то, что лишь сильная кровь его переломит.
Слишком многих унесла война. И Титаниды — первые, кто посмел переступить запретную черту. Виттар слышал, что Белоглазая Асгрид ждет ребенка от того, кого называет мужем. И братом.
А доктора обещают, что младенец родится здоровым. Если не ошибутся, то сколькие еще пожелают последовать примеру?
— Я отменю закон.
Стальной Король принял это решение не сейчас. Он позволил Виттару проверить то, что уже знал, но все же надеялся ошибиться. Но отмена закона — слишком мало. Высшие не захотят разбавлять кровь. Слишком привыкли к своей исключительности.
— Я… — Виттар знал, что предложить. — Возьму себе жену не из Великих родов. Поищу среди тех, у кого большие пометы и щенки здоровыми растут. Ртуть… Или Свинец. Сурьма, если не ошибаюсь, всегда отличалась плодовитостью.
Должно получиться, если он прав.
— Что еще ты готов сделать для меня, друг? — Стальной Король повернулся, и впервые с начала войны в его глазах не было пустоты.
Он знает ответ: все.
Не ради короны, долга и сомнительной чести именоваться правой рукой Короля, но ради человека, которого Виттар считал родным.
У него и так родни не осталось.
А Виттар знает причину, подтолкнувшую Короля заняться проклятьем, которого — это понимали они оба — не существовало. Зато были пятеро братьев, родившихся мертвыми или ушедшими в первые же дни после рождения. И ранняя старость предыдущего Короля.
— Ты прав. Я не желаю хоронить собственных детей. Но и заставлять тебя не буду. Ты заслуживаешь той невесты, которую выберешь сам. Будь у меня сестра, я отдал бы ее тебе.
Сестра была. Ольриг. Светлокосая, ясноглазая, звонкая, как горный хрусталь. Отрада души и надежда рода, потерянная в Каменном логе. Порой и король бессилен защитить то, что дорого. Чего уж ждать от остальных?
— Оставь мне бумаги, — попросил Король. — Советники любят язык цифр. Им понравится.
Скорее уж они будут возмущены и не пожелают верить, потому что вера будет означать признание. А кто признается в том, что сам подрубил корни собственного рода?
Но Закон будет отменен. И если надо, Стальной Король издаст новый, собственной волей связав тех, кто еще свободен, с малыми домами. Вот только он понимает, что путь силы породит лишь гнев, а гнев — восстание. И снова будет война, которая уничтожит весь народ Камня и Железа.
— Не уходи пока, — Стальной Король вернулся в кресло, сел и тихо произнес. — Боюсь, и у меня для тебя дурные вести.
Оден. Сердце екнуло и остановилось.
Нет, его нить на полотне рода истончилась до крайности, но не погасла. Брат жив. И надо верить.
— Она сдержала слово, — сухие пальцы с узлами суставов сплелись.
Тварь туманная, бледнорожденная. Но даже Мэб не под силу нарушить договор-на-Камне.
Вот только Камень понимает лишь простые клятвы.
Мэб обещала уйти.
И корабли один за другим уходили к Затерянным островам.
Мэб обещала дать пленным свободу.
И городские тюрьмы, замковые темницы, даже позорные клетки были открыты.
…вот только Одена в числе тех, кого принял Перевал, не оказалось.
— Там, возьми.
Свиток. Печать. Бумага твердая, а пальцы непослушны. И ровные буквы — она всегда и во всем совершенна, Королева Туманов и Грез, — не складываются в слова.
— Склоняю голову, смиренно приветствуя Старшего Брата, — Стальной Король говорил тихо. Сколько раз он прочел это послание? Много. Переплетенье ее слов никогда нельзя было понять с первого раза. — Столь милосердного, что, невзирая на распри…
…сохранил неразумной сестре своей жизнь и корону. Душа моя, преисполняясь благодарности, требует порадовать тебя добрыми вестями.
Сегодня на рассвете последний корабль поднимет паруса, унося несчастную Королеву Мэб и детей Лозы к затерянным островам. Отныне пусты Холмы и холодны Хрустальные чертоги. Но пусть не печалит сия разлука моего венценосного брата, ведь в душе своей я сохраню его светлый образ…
Издевается. Даже побежденная, изгнанная, лишившаяся всего, издевается.
…и смею ли надеяться я, что ты, мой король, в самом скором времени не позабудешь обо мне?
Лишь желание навеки вырезать имя Мэб на скрижалях стального сердца и воля твоя, изложенная столь ясно, что бедной королеве не остается ничего иного, кроме как исполнить ее, управляют мной.
Возрадуйся, Стальной Король! Тот, о котором ты столь долго проявлял воистину трогательную заботу, отныне свободен. Твоя отвергнутая Мэб сняла с него железные оковы и вывела к свету, оставив на попечение людям. Уповаю, что, пораженные твоим величием, как поражена была я, они проявят всяческое понимание и милосердие, и в самом скором времени ты сможешь обнять своего дорогого друга.
Мысль об этом будет согревать меня в пути.
Туманных тебе дней.
Целую прах под твоими ногами.
Низвергнутая Королева Мэб.
— Выпей, — король отнял бумагу, которую Виттар почти разорвал. И вместо листа сунул кубок. — Пей.
Этого приказа нельзя было ослушаться, но Виттар не чувствовал вкуса вина.
Вот и все. Четыре года торгов. Уступок. Золота, которое уходило в Холмы.
Пленников, отпущенных, чтобы продлить брату жизнь.
Королева Мэб никогда не просила невозможного, предпочитая плясать на острие клинка. Ей нравилось стравливать Короля и Совет. Совет и Виттара.
Виттара и Короля.
Дразнить уступками. Обещаниями, которые она не собиралась сдерживать — все это знали, но продолжали делать вид, что верят, что уж теперь-то Оден вернется…
