Его волосы цвета темных кофейных зерен, того же тона, что эспрессо, были завязаны в длинный хвост. Властное лицо ангела и дьявола одновременно, чувственный и несколько жестокий рот, полуприкрытые глаза обсидианового оттенка, ледяные, магнетические. Она не могла прочитать его, не могла ощутить его эмоции или услышать его мысли. Такого с ней прежде не случалось.
— Отпустите. Я чувствую себя глупо — вы меня несете, словно какой-то пират.
Большими шагами он уносил ее в лесную чащу. Ветки покачивались, шелестели кусты. Ее сердце трепетало. Она сделала усилие, чтобы отпрянуть, но это было бесполезно.
Он посмотрел на нее, как на добычу, не замедлив шага, ничего не ответив и не обратив ни малейшего внимания на ее сопротивление. Это было унизительно.
Голова Рейвен безвольно откинулась на его плечо. Она едва дышала.
— Вы меня похищаете или спасаете?
Крепкие белые зубы блеснули в ответ — улыбка хищника и мужчины.
— Может быть, и то и другое.
— Куда вы меня несете?
Она приложила руку ко лбу, отказываясь от борьбы — и физической, и ментальной.
— К себе домой. У нас свидание. Я Михаил Дубрински.
Рейвен потерла виски.
— Сегодняшний вечер не слишком удался. Я чувствую себя...
Она умолкла, заметив мелькающие тени — они двигались за ними. Ее сердце почти остановилось. Оглянувшись вокруг, она сделала вдох, потом второй, третий. Ее рука вцепилась в его плечо.
— Отпусти меня, Дубрински.
— Михаил, — поправил он, по-прежнему не сбавляя шаг.
Суровое выражение его губ смягчила улыбка.
— Ты увидела волков?
Она ощутила безразличное пожатие его широких плеч.
— Успокойся, малышка, они не причинят нам вреда. Это их дом, как и мой. Мы достигли взаимопонимания и заключили мир.
Почему-то она поверила ему.
— Ты хочешь навредить мне? — осторожно спросила она, желая понять.
Его темные глаза снова скользнули по ее лицу, задумчиво, скрывая тысячи секретов и, без всякого сомнения, собственнически.
— Я не из тех мужчин, которым нравится причинять женщинам боль, как ты, может быть, подумала. Но я не сомневаюсь — легко нам не будет. Ты бросила мне вызов, и тебе это понравилось. — Он постарался ответить честно.
Он смотрел так, словно она принадлежала ему, словно он имеет на нее все права.
— Видишь ли, ты был не прав, причиняя боль Джейкобу. Ты мог убить его.
— Не защищай его, малышка. Я позволил ему жить, потому что об этом попросила ты, но я всегда могу довести начатое до конца.
Приятное ощущение.
Ни один мужчина не вправе прикасаться к женщине Михаила и ранить ее, как сделал этот тип. Если мужчина неспособен понять, какую боль он причиняет Рейвен, это его не оправдывает.
— Ты не должен так считать. Джейкоб безобиден. Просто он ко мне неравнодушен, — постаралась она объяснить.
— Не советую произносить при мне его имя. Он дотронулся до тебя, положил на тебя руку и…
Вдруг он остановился посередине леса — такой же дикий и неприрученный, как окружившие их волки. Он дышал ровно, как будто не прошел несколько миль, унося ее на руках. Глаза глядели безжалостно.
— Он причинил тебе сильную боль.
У нее перехватило дыхание, когда к ней склонилась его темноволосая голова. Его губы были всего в нескольких дюймах, и она чувствовала его теплое дыхание на своей коже.
— Не надо спорить со мной по этому поводу, Рейвен. Этот мужчина дотронулся до тебя, причинив тебе боль, и я не вижу причин, почему он должен жить дальше.
Она смотрела ему в лицо. Оно показалось ей безжалостным.
— Ты ведь это не серьезно?
Она не хотела замечать тепло, которое разлилось по телу от его слов. Джейкоб действительно причинил ей боль, такую сильную, что у нее перехватило дыхание, и каким-то образом, когда никто ничего не понял, Михаил понял все.
— Абсолютно серьезно.
Он снова понесся семимильными шагами.
Рейвен затихла, решая для себя загадку. Она встречалась со злом лицом к лицу — это было отвратительное, развращенное сознание серийного убийцы. Этот мужчина так спокойно говорил об убийстве, но она не чувствовала в нем зла. И при этом знала, что она в опасности, и эта опасность исходит от Михаила Дубрински — человека с неограниченной властью и настолько высокомерного, что он думает, будто имеет на нее права.
— Михаил...
Она так ослабела, что начала заметно дрожать.
— Я хочу вернуться.
Темные глаза снова в упор посмотрели на нее, замечая страх в пристальном взгляде синих глаз. Сердце у нее колотилось, а сама она дрожала в его руках.
— Вернуться назад? Зачем? Чтобы умереть? Или испытывать одиночество? С этими людьми тебя ничто не связывает в отличие от меня. Если ты вернешься, легче тебе не станет. Рано или поздно они поймут, что ты другая. И постепенно растащат твою душу по частям. Ты в большей безопасности под моей защитой.
Она ударила по груди, твердой, как стена, и ее руки прикоснулись к его разгоряченной коже. Это была ловушка. Он прижал ее к себе, и его холодные глаза потеплели.
— Тебе меня не одолеть, малышка.
— Я хочу вернуться назад, Михаил.
Она постаралась справиться с голосом, так как не была уверена, что ей действительно этого хочется. Он знал ее. Знал, что она чувствует, знал, какую цену платит за свой дар. Влечение между ними было таким сильным, что она с трудом понимала, что происходит.
Впереди замаячил дом — темный и страшный, беспорядочная каменная громада. Она вцепилась в его рубашку. Михаил понял, что она не подозревает: этот бессознательный жест выдал ее с головой.
— Рейвен, со мной ты в безопасности. Я не позволю никому и ничему причинить тебе вред.
Она сглотнула, когда он толкнул тяжелые железные ворота и поднялся по ступеням.
— Прошу.
Он позволил себе потереться подбородком о ее шелковистую макушку и ощутил, как внутри у него все перевернулось.
— Добро пожаловать в мой дом, — тихо сказал он, обволакивая ее бархатистым голосом, словно это был отблеск камина или солнечный свет.
Очень медленно, почти неохотно, он поставил ее на ноги перед порогом.
Михаил потянулся открыть дверь и отступил.
— Ты входишь в мой дом по своей воле? — торжественно спросил он, обжигая ее взглядом, скользя глазами по ее лицу, задерживаясь на губах, чтобы снова вернуться к ее бездонным синим глазам.
Она была напугана, он мог легко прочитать это — пленница неистового существа, которая хочет доверять ему, но не в силах устоять на ногах, загнанная в угол, но не теряющая надежду на сопротивление до последнего вздоха. Она нуждалась в нем почти так же, как он нуждался в ней. Кончиками пальцев она дотронулась до дверного проема.
