В воздухе прорезается запах шалфея, и я вижу, как Эхо держит обещанную травяную палочку; сладкий травяной дым жадно уносится ветром. Это напоминает мне о вечеринках на складе, куда Кир притаскивал меня в 1990-х годах, электронную музыку и энергичных танцоров в мешковатых штанах, танцующих под нее в безумном трансе. Техно было страстью Кира, а не моей, но я всегда любила танцевать, теряться в ритме и толпе.
Обрушивается хор аплодисментов, когда группа заканчивает исполнять песню. Я вырываю свою руку из хватки Кира, чтобы громко похлопать, и встречаюсь взглядом с парнем, играющим на скрипке; лучезарная улыбка расплывается на его лице. Его ледяные голубые глаза с морщинками в углах, и он слегка наклоняет шляпу в мою сторону. Я чувствую, как мои щеки начинают заливаться румянцем, и украдкой смотрю на Кира. Я не хочу, чтобы этот скрипач проявлял ко мне какие-либо признаки внимания – ревность Кира смертельна, что было доказано давным-давно.
– Здорово, – тепло произносит Кир, вкладывая в слова весь свой бессмертный шарм. До меня доходит, что он не злится. Да и с чего бы ему злиться? В конце концов, он победил. Он поймал меня.
– Спасибо. – Взгляд парня резко движется между Эхо и Лейлой, когда те уходят через двор; концерт окончен, и толпа начинала рассасываться.
– «Blackbird» – одна из моих самых любимых песен, – неуверенно говорю я скрипачу.
– Это классика, – отвечает скрипач, его глаза блестят. – Здорово встретить еще одного фаната The Beatles.
– О, мы встречались раньше, – поправляю его я. – На вечеринке Доусонов в Монтклере. Я одолжила у тебя скрипку.
Он качает головой.
– Вы, ребята, говорите о вечеринке на холмах? – Крошечная девушка со светлыми дредами ставит свой барабан-конгу на траву и кладет руку на плечо своему коллеге по группе. – Потому что Эли, сидящий здесь, был укурен настолько, что летал в облаках той ночью. Серьезно, он чуть ли не упал в каньон. Не верьте ничему из того, что он рассказывает о той вечеринке.
Эли хихикает, поднимая руки:
– По этому делу я оправдываюсь уже пятый раз. – Но я практически не слышала его.
Чуть ли не упал в каньон. Фраза отдается рикошетом у меня в голове. Внезапно меня охватывает идея, и я знаю, как собираюсь убить Кира. Что ж, возможно, это слишком оптимистично.
Знаю, что я собираюсь попробовать.
Я нахожу руку Кира. Тяну за нее, и он обращает на меня все свое внимание.
Я заглядываю в его глубокие голубые глаза, натягиваю на лицо маску раскаяния, улыбку, полную любви и послушания.
– У меня есть идея, – говорю я, игнорируя нервный комок страха, сидящий в моем животе. – Давай поедем сегодня в Тилден Парк. Прежде чем отправиться домой. – Слово дом из моих уст звучит фальшиво.
Многоквартирный дом нашего ковена в Сан-Франциско никогда не станет мне домом. До тех пор пока Кир здесь, он может быть только моей тюрьмой.
– Только ты и я, – добавляю я.
Он смотрит на меня долгий момент, в течение которого сердце уходит в пятки. Но он прижимает меня ближе, обнимая.
– Это было бы действительно здорово, – шепчет он мне в волосы.
Стая птиц приземляется на бетон, затем взлетает, одна за другой, паря в воздухе. И они свободны, как могу быть и я, если у меня получится осуществить свой план.
– Но только не сразу после школы. – Я заставляю свой голос звучать уверенно, живо. – У меня есть несколько вещей, которые сперва нужно будет сделать. – Мне нужно, чтобы было темно, когда мы выдвинемся. Я не хочу, чтобы кто-то смог увидеть, что я вознамерилась сделать.
Я отстраняюсь и улыбаюсь ему:
– Я же могу это сделать, да?
– Полагаю, что да, – говорит он, поглаживая мою щеку своей теплой ладонью. Позади нас группа Эли начинает исполнять другую песню, традиционную балладу, которая напоминает мне о чем-то, что пела мама, печальный рассказ о любви и потере.
Я отворачиваюсь от Кира и мрачно сжимаю губы, наблюдая за тем, как пальцы Эли танцуют по струнам скрипки.
Кир быстро согласился с моим планом, возможно, даже слишком быстро. Возможно, он вовсе не собирается забирать меня обратно в Сан-Франциско, и я только что определила сцену своей собственной гибели.
Я не смею думать подобным образом. На протяжении столетий я проигрывала Киру, но этой игре я должна буду выиграть.
«Ты убийца, Сера. – Так обычно говорил Кир. – Теперь веди себя подобающе убийце».
Я не могу перестать пялиться на волосы одной девушки. Она сидит спиной ко мне, провода наушников, свисающие с ее ушей, подключены к гладкому ноутбуку. Она не имеет ни малейшего понятия о том, что я здесь в библиотеке, пригнулась в секции поэзии, хотя я рассматривала ее на протяжении часа; минуты пролетают слишком быстро. Когда я уйду отсюда, то встречу Кира, и я напугана. Нет, я в ужасе.
Ее волосы волнистые, кончики немного колышутся на ее полинявшей зеленой трикотажной рубашке и меняют свой цвет между темно-рыжим, алым и цветом сияющей хурмы, в зависимости от угла, под которым располагается ее голова под светом люминесцентных ламп.
Сзади она выглядит так же, как Шарлотта, моя лучшая подруга на протяжении двух сотен лет. Но затем она нагибается и поворачивается в сторону, выдвигая носок ноги, чтобы почесать укус комара на бледной лодыжке. В профиль она совсем не похожа на Шарлотту – ее нос выглядит больше строгим, нежели элегантным, и у нее нет яркой россыпи веснушек, как у Шарлотты.
Иллюзия разрушена; я бегло смотрю на часы, лежащие на провисшей полке со справочниками – 4:25 вечера.
Нехотя я покидаю безопасную зону в библиотеке и держу путь на выход. Ветер все никак не угомонится. Он поднимает мои волосы, резко запутывая их вокруг лица. Его порывы теплые и сухие, но погода напоминает мне le mistral – морозный ветер, бушующий на юге Франции. В 1349 году, сразу после того, как он сделал меня Воплощенной, Кир и я сбежали в Провинцию Ле Бо-Де. Ветер был невероятно сильным, срывал таблички и крыши домов. Местная легенда гласила, что он приносит с собой злых духов и плохие нравы, но мне он нравился. Мне нравилось, как он развевал мои длинные темные волосы, подобно флагу. То, как он уносил прочь мои детские воспоминания о туманном Лондоне, моих матери и отце. Мне было слишком больно думать о том, что я их потеряла, но ветер помогал мне очиститься от них.
О, Калифорнийский ветер, пожалуйста, сделай то же самое.
Я подхожу к месту встречи, сейчас корявый дуб подсвечивается быстро заходящим солнцем. Кир сидит со своей сумкой, прислоненный к стволу, прижимая колени к груди, и сосредоточено изучая толстый текст. Мое сердце начинает биться быстрее, но я пытаюсь сохранить безучастное лицо, притвориться, что это обычный вечер. Притвориться, что это не тот вечер, в который Кир или я – или мы оба – умрем.
