— Ты сказал, что не знаешь, где он. Полицейским. И мне… когда-то, — прошептала я.
— Я не солгал. Я действительно не знаю. Понятия не имею, что происходит с людьми, которых поглощает пепелище Замка. Могу сказать только одно… они никогда не возвращаются. Элис, это горькая правда, но ты должна её принять.
Я вытерла ресницы.
— Наша мама пропала, когда была беременна моим братом. Отец искал её долгие годы. И нашёл. Олав провел первые десять лет своей жизни в ином мире, где не было других людей. Может… у него судьба такая. В этот раз он тоже сможет вернуться, потому что…
— Да, я слышал от него эту историю. И вот что хочу сказать. Элис, не питай ложных надежд! Хватит заниматься самообманом. Твоего брата с матерью отыскали только потому, что под Замком ледяной розы есть путь в иной мир. Там сложная система подземных ходов, в которой я даже побывал с разрешения графа и графини Винтерстоун. В подземельях Тедервин ничего подобного нет, можешь мне поверить. Никаких дверей в иные миры.
Я не хотела признавать, что он прав. Цеплялась за любую ниточку. Да, я слышала, что в первое время после того, как Олав пропал, и все, кто мог, подключились к его поискам, граф и графиня, которые приходились ему тестем и тёщей, рискнули распечатать однажды закрытый проход и снова отправиться в тот мир. Им помогал магический пёс, который живёт у них, в Замке ледяной розы. Но даже собака, способная учуять любой запах на расстоянии многих миль, не помогла найти брата. В том мире не оказалось и следа Олава. А мы так надеялись тогда… Джен, помню, снова проплакала целую ночь у меня на плече. И вот теперь — неужели рвётся последняя ниточка? Я отказывалась признавать поражение.
— Может, ты не всё знаешь о Тедервин.
Дорн криво усмехнулся.
— Элис, я десять лет своей жизни посвятил исследованию поместья! Носом землю рыл, излазил вдоль и поперёк каждый дюйм… Там есть только этот проклятый камень, который невозможно ничем повредить. Ни лопаты, ни буровые установки… самая совершенная горнодобывающая техника, самые острые алмазные буры не оставили на нём даже царапины. Всё, что я мог — это забрать пару валяющихся камней для изучения. Которое не дало ровным счётом ничего.
Такой приглушённый ровный голос… я слышала каждую ноту тщательно скрываемой ярости.
— Под Тедервин пусто. Вернее, не так — под Тедервин есть только истекающие злобой древние развалины, которые мстят потомкам завоевателей за то, что разрушили когда-то это место.
Камень совсем потух. Лежал между нами мёртвым обломком серой породы.
— Но если он… наполнен лишь злобой и ненавистью, как ты говоришь… зачем же подарил нам это?
Я осторожно потянула руку по скатерти, но так и не рискнула дотронуться. Остановилась в паре дюймов от матовой поверхности семечка. Тысячи людей отдали бы что угодно, чтобы получить такой дар!
— Это ошибка, — отрезал Дорн. Встал, со скрипом отодвинув свой стул. Оперся ладонями о край стола и добавил, глядя на моё запрокинутое лицо с высоты. — Я совершенно уверен в том, что Замок пепельной розы ошибся.
Я сжала пальцы в кулак и едва сдержалась, чтобы не крикнуть ему в лицо: «Почему?!».
Мужчина, которого я люблю, выпрямился и отступил на шаг, за пределы слабенького круга света. Его тут же поглотили тени, как глубокие воды тихого омута.
— Я выполнил обещание. Рассказал тебе всё, что знаю о твоём брате. Элис… он не единственный человек, которого сгубил Замок пепельной розы. Сто сорок восемь лет назад это была служанка, которая случайно перепутала дорогу к погребу. Девяносто три года назад — пара гостей, после праздника искавшая место для уединения. С тех пор подземелья прочно запираются, а в Тедервин не пускают чужаков. Элис… никто из этих людей не вернулся назад. Не обманывай себя. Он тоже не вернётся.
Я видела уходящую спину, очертания которой всё больше терялись во тьме.
— Будь готова через неделю покинуть Тедервин. После всего, что я сказал… надеюсь, у тебя хватит мозгов больше не приближаться к подвалам. Замечу ещё одно телодвижение в ту сторону — и лично посажу тебя в карету, тотчас же. Чего ты ждёшь? Пойдём, я провожу тебя в твои покои.
Медленно-медленно я поднялась. Машинально подхватила спадающую с плеч рубашку, снова стянула её на груди.
Потом бросила задумчивый взгляд на вазочку с фруктами.
Потом поняла, что это вряд ли поможет, и перевела взгляд на каменное семечко. Оно, кажется, наполовину ушло в деревяшку стола, прорвав скатерть. Словно хотело спрятаться от наших споров. Прекрасно его понимаю.
— Дорнан Морриган!
Мой решительный тон подействовал. Дорн остановился.
Если он решил, что так просто от меня отделался, то явно недооценивает степень моего фамильного упрямства.
Потому что прямо сейчас у меня родился новый план.
И план этот я бросилась претворять в жизнь со всей оставшейся энергией.
— Где твоя учтивость, милый? Хотя бы возьми меня под руку. Здесь так темно, я боюсь споткнуться в незнакомом месте.
Кажется, «милого» слегка перекосило от моего приторно-любезного тона. И всё же он вернулся. Подошёл к столу, осторожно обогнул его, не отрывая от меня тяжёлого взгляда. Неужели ожидал истерик и каких-то претензий в ответ на требование покинуть Тедервин, поэтому и старался поскорее уйти? Мама говорила, что лучший способ обратить в бегство мужчину, это сказать, что «нам нужно серьёзно поговорить». Я улыбнулась.
— Хорошо. Я сделаю, как ты сказал. Всего неделя, а потом уеду. В подвал больше не полезу, обещаю. И заметь, я это говорю, даже не скрещивая пальцев.
Недоверие в его глазах. Всё правильно. Чувствует подвох, но не может понять, где он. Ничего, скоро поймёт.
— Можно вашу руку, любезный супруг?
Нехотя Дорн становится рядом, предлагая локоть.
Я медлю.
Опускаю левую руку, повожу плечом, и рубашка опадает на пол. Правую осторожно кладу на сгиб его руки, прислушиваясь к непривычным ощущениям горячей голой кожи под ладонью. Он стоит, напряжённый как камень, стараясь не смотреть на меня, и почему-то не двигается с места, хотя сам же велел скорее уходить. Слегка осмелев, прижимаюсь ближе. А потом касаюсь щекой его плеча. Уговариваю себя, что мне просто нужно проверить одну теорию, которая внезапно пришла в голову. Ничего такого. Ничего такого, о чём буду грезить всю бессонную ночь в своей одинокой комнате.
— Элис…
— Тише. Давай постоим так. Дай мне всего минутку. Пожалуйста.
Так тепло. Я перестаю мёрзнуть и дрожать.
И столь велик соблазн закрыть глаза и представить, что всё по-настоящему. Но я не буду столь глупа, чтобы снова позволить себе самообман. Я должна сохранить трезвость мыслей, должна… даже сейчас.
Потому что — что бы ни говорил Дорн, после его рассказа я ещё больше уверилась в том, что брата можно спасти. Он не знает одной важной детали — не видел того, что видела я. Образа Олава, прикованного в каком-то подземелье — образа, показанного кошкой. Магический запрет не позволил мне это рассказать… но я-то помню. Значит, не умирают люди, которых забрал Замок пепельной розы. Значит, не всё ещё потеряно. И кажется, у меня появилась идея.
— Элис… прекрати. Пойдём.
Но ни малейшей попытки стряхнуть меня с плеча или забрать руку он не делает.
Я скосила взгляд. Волна облегчения, которая накатила на меня, была столь велика, что ноги подкосились. Я отпрянула и потянула Дорна за локоть.
— Посмотри! Ты только посмотри! На семечко!
Внутри матового стекла снова плясали розовые искры. А через треснувшую каменную оболочку… проклёвывался прозрачный, будто стеклянный корешок. Которым семечко впилось в деревянную столешницу, прорастая в неё.
Дорн смотрел на это чудо нахмурившись. Я обогнула его и заставила посмотреть на меня.
— Пойми же! Это наш шанс! Да, ты говоришь, что раньше никто не возвращался. Но теперь… Замок пепельной розы подарил нам семечко. Он выбрал нас! Он в нас верит! Даже если мы друг в друга не верим, даже если нас с тобой ничего не связывает, кроме фиктивного брака, даже если нет никаких чувств… — я проглотила горькое окончание фразы, «у тебя ко мне». — Это не важно. Мы можем попытаться вырастить его! Возрождённый Замок пепельной розы станет слушаться хозяев. Мы заставим его вернуть моего брата, если он ещё жив! А я знаю, что он ещё жив. Доверься и ты мне хоть раз.
