«Вперед, — сказала она себе. Не стой».
Двери в главный зал также были небрежно приоткрыты. В проеме Алана увидела пару испуганных, расширившихся в неверии глаз — и инстинктивно отшатнулась прочь, а когда храбро сделала шаг вперед, всего миг спустя, зареванный и окровавленный Улан вырвался ей навстречу, чуть не сбив с ног. Руки его были связаны за спиной, он бежал, подволакивая ногу, почти скакал, и тоже не издавал ни звука, лишь бешено вращал глазами, и в глазах его было столько мольбы! Двери захлопнулись за ним и его преследователем, красивым мужчиной в коричневом камзоле, под которым явно виднелись металлические пластины. В руках мужчина держал обнаженный меч, и Алана знала, что лезвие было покрыто той же черной в свете луны субстанцией, что и все вокруг. Не отдавая себе отчета, видя лишь страдающего ребенка на грани смерти, девушка подняла ухват и со всей силы обрушила его на спину убийцы. Удар был таким сильным, что она задохнулась от боли в плечах и локтях, отдачей ее швырнуло с лестницы вниз, на первый этаж, и она, обрушив на полпути спиной знамя с ящерицей, упала вниз, ударившись так, что больше не могла ни двигаться, ни дышать, ни кричать. Мужчина же осел на ступени и, сделав несколько кувырков, застыл где-то в середине лестницы, совсем рядом с Велой. Кажется, Улан прыгал по ступеням, и Алана на секунду успела поверить, что он останется жив.
Грудь жег мамин амулет. Пытаясь вдохнуть, Алана услышала, наконец, человеческий голос:
— Да что там? Да чтоб тебя, Корм, ты что, споткнулся что ли? Ну ладно, — протянул голос куда противнее, — ну что ты, обмарался, герцовничек? Хоть бы кто из вас смерть достойно принял, тоже мне, именитые.
— Алана! Пожа… — закричал было Улан, но отвратительный свист, будто кто-то разрезал шелковое полотно, прекратил его крик.
— Что случилось? — еще один голос сверху, в этот раз женский, настолько холодный и жуткий, что Алане он показался не совсем человеческим.
— Все сделано, леди Юория. Мертв, как и остальные. Все их поганое семейство.
— Кого он звал? Тут кто-то еще есть?
— Ю, никого здесь не может быть, семейный слепок не пропустил бы, — ответил, судя по голосу, молодой мужчина. — Сомневаешься в моих артефактах?
Алана натянула на себя ткань, пытаясь скрыться, и потеряла сознание.
5. Юория
— Ю, — ласково сказал Вестер, беря свою госпожу за руку. — Уйдем?
Леди Юория осмотрела полный тел мрачный зал и усмехнулась: тут были не только красные герцоги и двое старших их сыновей, о которых так волновался дядя. Она выполнила и перевыполнила план. Дядя будет рад, увидев, наконец, ее стратегическое мышление в деле. И конечно, он отметит, как хорошо она распоряжается его подарком.
Вестер, еще час назад одним заговором убивший почти всех на территории поместья, явно чувствовал себя не в своей тарелке. Юория про себя называла его полезным слабаком.
Таким был вкус победы. Запах триумфа мешался с запахом крови и дерьма, тишина была оглушительнее фанфар. Юория не отказала себе в удовольствии: стараясь не наступать на лужи, прошла мимо развалившейся в резном деревянном кресле Флоры Голденер, переступила через кого-то из младших Теренеров, затем обошла лежащее лицом вниз тело какого-то щуплого желтого маркиза и остановилась перед массивной фигурой Оливера Голденера. Он умер, обнимая двух своих младших сыновей, будто мог защитить их своим отвратительным огромным телом. Голденеры. Страницу можно вырвать. Говорят, он был верен жене-простачке, а значит, никаких бастардов.
— Ю, — снова подал голос Вестер. — Хватит. Уйдем.
Она обернулась к нему, тонкая, статная, невыносимо прекрасная в свете луны, и улыбнулась холодящей кровь улыбкой. Юория знала, что в один миг ее образ затмил в глазах ее молодого мужа только что совершенное им массовое убийство, и что он не может оторвать взора от блика на черных шелковых волосах, свободно струящихся по высокой груди.
— Думаешь, я перестаралась?
— Герцог Даор… — Вестер сглотнул. — Говорил, что наша цель — Теренеры.
— Эта земля граничит с нашей, Вестер, — как дурачку объяснила она ему. — Ты понимаешь? И мы самые сильные здесь. А значит, император отдаст ее нам. Мне нужно только, чтобы ты поправил память оставшейся в живых прислуге — она будет нашим гарантом. Император должен быть уверен, что это красные пытались расшириться на запад. Дядя хотел уничтожить их наследников, но я сделаю больше — я дискредитирую их всех. Как думаешь, что дальше будет с Красной землей, всеми этими отвратительными степями, и красным войском?
— Императорские шепчущие легко определят влияние, — возразил ей Вестер.
Юория неторопливо присела рядом со связанной женщиной.
— Она, бедняжка, — убийственно нежно сказала Юория, глядя прямо Виле в глаза и погладив ее по щеке, — просто не доживет до того, чтобы предстать перед императором. Она сбежит, и, конечно, расскажет о преступлениях красных всем, кому сможет, а потом те, кому она рассказала, будут нашими свидетелями. Так ведь, Вила жена Ласа, предательница? У меня есть подарок за твое предательство: ты проживешь чуть дольше остальных.
Вила дернулась, пытаясь избежать прикосновения руки черной леди, и упала. Воздушный кляп, облепивший ее губы, изнутри покрылся кровью и слюной. Она мелко дышала и едва видимо извивалась, как выброшенная на берег рыба.
Юория распрямилась, с омерзением отодвинувшись от Вилы как от гигантского насекомого.
— Вестер, приди в себя. Сначала эти двое и их друг снаружи, — она кивнула на стражников у двери. — Не хмурься: я и так взяла самых худших. Один из них споткнулся о собственные ноги. Никто не должен этого помнить.
6. Алана
Сквозь сомкнутые веки красными искрами пробивался солнечный свет. Алана инстинктивно зажмурилась сильнее и попыталась перевернуться на бок, спина и ребра тут же отозвались разрывающей болью, она охнула и открыла глаза. Весь груз произошедшего навалился на нее одним махом, прибавившись к боли. Дневное солнце ослепляло.
Алана машинально схватилась рукой за змеиный крест и почувствовала знакомое приятное тепло и впившуюся в ладонь острую грань. Прикрыв глаза, она сделала несколько вдохов.
Изба была незнакомой. У окна стояла Вила и смотрела наружу.
Если бы спина не болела так сильно, Алана бы, наверно, бросилась к маме и обняла ее до хруста. Но вместо этого она лишь дернулась сесть и снова повалилась на подушки с глухим стоном.
Вила обернулась. Глубокие складки залегли у рта, вокруг глаз, между бровями. Уголки губ скорбно были опущены вниз, что придавало обычно счастливому лицу незнакомый вид скорбной театральной маски. Алана бы не удивилась, если бы в черных как смоль волосах заметила седые пряди, но растрепанные волосы были грязными, спутавшимися, но все еще темными.
Солнечный свет частично скрывал силуэт Вилы. Она обнимала себя руками, будто стараясь успокоиться.
— Мама?.. — спросила Алана как-то сразу обо всем, боясь назвать что-то конкретное.
— Ласа убили, — хрипло сказала Вила, поворачиваясь к окну. — Это были красные. С ними были шепчущие. Снова они. Почему они здесь? — Ее голос сорвался на всхлип. — Я не знаю, как они смогли попасть в поместье. Я спряталась в кладовой и выбралась, когда они ушли. Но как-то они узнали, что я была там, как, почему они не убили меня сразу? Мысли путаются… Вероятно, нас тоже убьют. Обеих. Меня точно. Тебя можно попробовать спасти: никто из них не знал, что ты была в имении вчера… И не знает. Я вытащила тебя после, очень тихо. Ты молодец. И амулет тебя скрыл.
— Нам нужно уезжать? — Алана постаралась собраться, отгоняя мысли о папе, переломанном, как Марек, выпотрошенном, как Вэл-старший. — Где Ева?
— Еву они забрали, чтобы я не убежала, — едва слышно ответила Вила, и Алана поняла, что истязало маму сильнее смерти папы. — Я пойду за ней сегодня, как только ты уедешь.
Алана не понимала, о чем она говорит. Она облизнула пересохшие губы и сказала:
— Я тебя не брошу. И Еву.
Вила подошла к кровати и села на краешек, положив дочери руку на лоб. Другой она протянула Алане стакан с водой. В глазах ее были мука и нежность, и сердце девушки защемило.
