— Пусть души ваши будут близки, не расходясь дальше, чем позволяет красная лента, — повторили все хором, а новобрачные подняли головы.
Взявшись за руки, как того требовала церемония, они поклонились служителю храма и медленно пошли к выходу. Лента вокруг шеи ужасно раздражала и сковывала Хадаан, но она терпеливо взобралась на колесницу шаг в шаг с мужем, терпела, когда, съезжая со Священного Холма, они обогнули его раз семь, иначе бы дорога оказалась слишком крутой для колесницы, терпела, когда они объезжали город и жители без стеснения тыкали в них пальцами. Лишь тогда маска холодной отстранённости спала, когда на пиршестве с супругов сняли ленту, и руки Хадаан сами потянулись к шее в нервном жесте.
Самор, заметивший это, поморщился. Он помнил свою свадьбу и помнил отвратительное ощущение удавки, призванной связать души супругов. С каждой минутой она будто сильнее сжимала шею, нервируя до сбитого дыхания и раздражающих мушек в глазах. И это ощущал имперец, готовый к подобному с детства, а чувства бойхайки он даже сравнивать со своими не мог – ей тяжелее, намного тяжелее.
Невесту увели готовиться к брачной ночи, и на столе вдруг стало в разы больше алкоголя, и так не особо сдерживающие себя гости стали ещё веселее и болтливее, и погружённый в свои мысли император пропустил момент, как его брат вдрызг напился и встал изо стола. Остановить Самор его не мог – право брачной ночи никто не смеет оспаривать, потому он лишь наблюдал, как, шатаясь, брат выходит из залы, и надеялся, что пьянь не дойдёт до покоев, уснув где-то по пути.
Покои новобрачных
Руки Хадаан подрагивали, и она надеялась, что только они. Будь смелой – мамины слова набатом били в голове, но шум напуганного сердца сбивал весь настрой. Страшно. Неловко. Отвратительно?..
Бойхайка знала, что каждая женщина рано или поздно ложится с мужчиной, а потом дарит ему наследников, и её учили быть хорошей женой в постели. Каждая девочка её народа проходила это – их учили танцевать для мужа, соблазнять мужа, радовать его, приносить ему удовольствие. С самого детства любая бойхайка, будь она хоть сто раз наследницей, воспитываемой воином, знала правила хорошей жены. Справедливости ради стоит заметить, что существовали и правила хорошего мужа, мальчиков тоже учили радовать своих жён, удовлетворять любые их потребности. Между супругами в Бойхайе царила гармония, между некоторыми даже любовь.
А потому Хадаан чётко представляла, что должно сейчас произойти, более того, она читала и подробные описания любовного процесса, и оттого ей было ещё страшнее. Их защищали от незнания, но никто не мог подумать, что знание страшит…
Её тело обмыли, втёрли расслабляющие масла, волосы просушили и расчесали, да так, что они мягким шёлком струились между пальцами. Свадебный наряд заменила кремовая сорочка в пол с длинными разрезами по бокам и завязками у горла, босые ноги начинали подмерзать, и Хадаан надо бы лежать в постели, ожидая мужа, но она ходила по опустевшим покоям, пытаясь собраться.
Амадей вошёл внезапно, скорее даже ввалился, с грохотом открыв верь. Сфокусировав на жене взгляд, он выплюнул:
— В постель. Быстро. На спину, — а сам, задрав рубашку, принялся расстёгивать ремень. – В постель!
Бойхайка прищурилась, разозлённая. Нет, с пьяным она точно не ляжет, а потому выход только один…
Она покорно легла на кровь и стала ждать. Даже не снимая сапог, мужчина взобрался на постель, пошатывающейся скалой возвышаясь над Хадаан.
— Руки наверх, ноги в стороны, — несмотря на опьянение, он говорил чётко, поразив бойхайку.
Впрочем, это ничуть не отвлекло её от цели: дождавшись, когда мужчина наклонится ближе, она обхватила его плечо руками и сильно надавила у шеи, молясь всем предкам сразу. Получилось. Ничего не осознав, Амадей упал на невесту и громко захрапел. Хадаан не могла поверить своему счастью, впервые в жизни порадовавшись, что её муж пьяница. Будь он трезв, не потерял бы сознание от подобного! Полежав ещё с минуту, она выползла из-под бессознательного тела и осмотрелась. Нужно обставить всё так, будто брак был консуммирован, тогда велика вероятность, что Амадей и вовсе про неё забудет, вернувшись в свой Дом Сладкой Розы, или куда он там ещё ходит.
Первым делом проверив штаны мужа, она осталась довольна: расстёгнуты и приспущены, в идеале бы ещё имперское достояние вытащить, да только Хадаан не смогла себя пересилить и оставила всё как есть. Осмотрелась в поисках чего-нибудь острого и разочарованно вздохнула: даже её заколки куда-то унесли, а если она в таком состоянии попытается прокусить палец, то вполне может без него и остаться. Взгляд наткнулся на пряжку мужского ремня, и, недолго думая, она вернулась в постель. Выбора особо не было, и Хадаан начала упорно скрести металлически углом в самом незаметном и доступного в подобном положении месте – на сгибе локтя. Расковыряв кожу до крови, она начала старательно её выдавливать, запачкав постель, свою сорочку и немного мужа. Кровь перестала течь, когда брачная постель стала выглядеть более или менее реалистично, бойхайка смяла простыни, немного раскидала подушки и, завернувшись в одеяло, с чистой совестью уснула.
Амадей просыпался долго и лениво, сначала он сел в постели, а после открыл глаза и осмотрелся. Слуги уже точно тут побывали: открытое окно и графин со свежей водой тому свидетели, а значит, время близится к полудню. Следы крови заставили его устыдиться: кажется, прошлой ночью он был слишком груб. Рука сама потянулась к спящей бойхайке и коснулась прохладного лба: жара нет, значит, всё хорошо…
Почти скатившись с кровати, он споро оправил одежду, пытаясь хоть как-то скрыть свою ежеутреннюю готовность. И всё-таки — что вчера произошло?..
Принц точно помнил, как увели дикарку, помнил, как кувшин за кувшином опрокидывал в себя вино, помнил, как ввалился в брачные покои, помнил даже напуганные глаза, блестящие в свете свечей.
А что было дальше? Он никогда не напивался настолько, чтобы ничего не помнить, тем более, что это была его брачная ночь. Такое нельзя забывать, пусть он и провёл её с дикаркой. Раздражение нарастало, как и чувство неудовлетворённости и обманутости. И чем он недоволен? Сам ведь хотел, чтобы эта ночь пролетела поскорее, а теперь бесится от того, что не помнит ничего… Ладно, главное, что дело сделано, теперь он может забыть и о дикарке, и он нежеланном браке.
Уже вымытый и переодетый, он отсиживался в своём кабинете, не желая никого видеть.
И всё же почему он ничего не помнит?..
— Мой господин, — в комнату скользнула Миранна, соблазнительно виляя бёдрами, подошла к столу и поставила перед принцем графин с бокалом. — Скоро время обеда, а вы всё сидите тут…
Перед задумчивым взором мужчины мелькнула пышная грудь, женские пальчики пробежались по его плечу, скользнули на живот, где и замерли в ожидании.
Принц резко встал и, подтянув свою фаворитку за руку, нагну её к столу, наплевав на разлитое вино и разлетевшиеся бумаги. Миранна была в восторге – даже после брачной ночи он хочет её настолько неистово, что готов взять на столе!
— Руки! — женщина покорно скрестила руки за спиной и громко застонала, когда Амадей крепко сжал их, сильнее придавливая любовницу к столу. Пышная по заграничной моде юбка поползла вверх, и принц грубо проник в женщину, резкими толчками скидывая раздражение. Миранна кричала, выгибалась в экстазе, нечленораздельно шепча:
— Я лучше, я лучше… мой повелитель, никакая дикарка не сравниться… мой господин, я ваша… — её волосы прилипли к накрашенным пересохшим от частого дыхания губам, причёска превратилась в гнездо, глаза закатывались, создавая образ высшей степени наслаждения.
Принц резко вышел и кончил в платок. Да, Миранна была лучше дикарки хотя бы уже тем, что он помнил их секс от и до…
— Мой повелитель… — прошептала она притворно страстно, на деле же не успев достигнуть пика, — вы так великолепны, мой повелитель…
