не покидало. Артём наклонился к мужчине и что-то прошептал ему на ухо. Тот сморщился и с силой придвинул его ближе, Артём повторил. На что мужчина подумал немного, оглядел сидящих и со всей силы ударил Артёма по губам, тот от неожиданности сел на пол и схватился за место удара.
— Да не мне, тренер, ей. Горе у неё, — с обидой, дрожащим голосом чуть не закричал Артёмка. — Я сказал, что у нас такого нет и быть не может. Но вдруг.
Мужчина встал и очень громким голосом, срываясь на крик, молвил:
— Алкоголики, мудаки, водят здесь всяких, — мельком посмотрел на девушку и подмигнул ей. — У вас режим, ничего постороннего до соревнований, — и чуть помедлив, но уже мягким, отцовским голосом, — и после тоже не надо, но это как получится.
Ошарашенные мальчишки, и до того молчавшие, сидели, вжавшись в стенки, и с опаской смотрели то на тренера, то на Аню. Тренер же повернулся ко всем спиной и что-то достал из сумки. Это оказалась большая медаль, только с очень уж толстыми краями и выдающимся центром.
— Девочка, а что у тебя случилось? — мужчина держал медаль в руках, как бы раздумывая, достойна ли эта молодая потрёпанная деваха такой награды. Аня молчала, она и сама была под впечатлением от власти этого весьма сильного и телом, и духом человека. Вся команда смотрела на тренера и ждала его решения. Тренер кивнул на дверь купе и первым потянулся за ручкой. Команда дёрнулась, предпочтя выйти большинству, а тренера и эту ненормальную оставить подобру-поздорову.
— Артём, ты привёл даму, тебе её и кормить.
С этими словами мужчина вышел, и Аня поймала взгляд Артёма, в нём читалось облегчение, а вот руки Артёма подсказывали, что надо бы выйти вслед за тренером, а то тот не привык ждать. Выйдя, Анечка увидела тренера метрах в десяти от себя и уверенным шагом двинулась к нему, прошла мимо, хоть это было и непросто, но по-хозяйски открыла дверь своего купе. Мужчина едва улыбнулся чему-то своему, далёкому и непонятному для Ани. Войдя в купе, Аня быстро подняла куртку с пола и встряхнула, вошёл мужчина и поставил медаль-флягу на стол. Сел напротив и уставился на Аню, та сразу же потеряла всё настроение, которое только начало появляться. Тренер привстал и пересел к ней, обнял. Аня с грустью и спокойствием подумала: «Сейчас насиловать будет».
— Давай рассказывай, что случилось, я не врач, но слушать умею, — мужчина улыбался, но не как маньяк, который наслаждается мукой жертвы, а скорее как отец, который с высоты жизненного опыта беседует с чадом.
Аня начала и поведала всю историю: от того, как проснулась в незнакомом городе и как попала сюда, получилось сухо и коротко. Аня даже врать не стала, чтобы всё было реальнее. Странно, но стало легче, воистину камень с души упал.
— А когда вы меня обняли, я думала, насиловать будете… — здесь Аня поняла, что этого лучше было не говорить, но тренер не смутился, только руку убрал, Аня виновато улыбнулась.
— Нет, не буду, я женат. А с моими охламонами на измену даже сил нет. Не бойся, — мужчина улыбнулся и хотел похлопать её по плечу, но только перемял пальцы и положил руку себе на колено.
— Что? Как? Почему? Я не знаю, что со мной приключилось, и это плохо, — Аня свесила голову, и ей снова хотелось плакать.
— На эти вопросы я тебе не отвечу, а вот помочь могу. У тебя деньги есть? Ах да, ты говорила, чуть больше двух сотен, негусто. Я поговорю с ребятами, может, что дадим, — мужчина рассуждал вслух, подняв лицо кверху. — Одежда у тебя есть, ночью холодно, как будто не лето. В столице Северной у тебя есть родственники, друзья, пойдёшь к ним. Тебе сейчас главное — успокоиться, не думать о плохом, — он бросил взгляд на фляжку-медаль, мирно качающуюся на столе, но так и не упавшую. — Пить будешь?
— Буду! — с яростью выпалила Аня, схватила флягу и тихо добавила грустным голосом, — наверно.
— Дело твоё, — с деланным равнодушием ответил тренер, — там крышка, под ней два горлышка. Я своим пацанам всегда так говорю: «Если беда — пей из белой, если горе — пей из чёрной, а если совсем…» — здесь мужчина осёкся и посмотрел на девушку, та кивнула и открыла крышку, — ну ты поняла, то из двух разом.
Под крышкой действительно было два горлышка с резьбой. Аня посмотрела на тренера и смущённо склонила голову, она не знала, что делать. В купе повисла томительная пауза, казалось, даже поезд стал тише ехать, ветер снова стеснялся задувать в чуть приоткрытое окно. Аня смотрела на два горлышка, чёрное и белое, три варианта и только одна попытка. Ей дали, что она просила, но последний шаг не зря называют самым трудным. Мужчина обнял её без смущения, пускай думает, что хочет, он испытывал отеческие чувства. Анечка поняла всё правильно, положила голову ему на плечо и закрыла глаза, пускай делает что хочет, ей было хорошо.
— Ты пить будешь? — мужчина вытащил фляжку из рук девушки, Аня мотнула головой, тренер закрыл крышку.
— Не выход это, напиваться, — Аня подняла глаза на мужчину.
— Конечно не выход, я и ребятам так говорю. Но вот знаешь, что удивительно: пока не побываешь на месте того, который выбор должен сделать, не поймёшь. Мои-то это уже поняли, почти всё так же сидели и думали, но никто ещё ни разу не выпил. Не из одного горлышка, — мужчина улыбнулся и потрепал Анечку по волосам, она тоже улыбнулась. Мужчина встал, отстранив голову девушки, и направился к выходу.
— Я к пацанам, если хочешь, присоединяйся.
— А что мне здесь одной делать, я больше никого не знаю… — Аня смутилась и, чуть помедлив, себе под нос добавила, — наверно, уже…
— Прочь тоска, у нас гитара есть, — мужчина улыбнулся и шагнул в коридорчик, Аня последовала за ним.
В купе было душно, рослый парень, снявший спортивную куртку и оставшийся в одной майке, забрался наверх и из кучи наваленных сумок достал гитару. Старая, вся в наклейках, царапанная и с разноцветными струнами из лески — это была настоящая гитара для походов в горы или посиделок у костра, только на такой гитаре можно играть ночью, настоящие песни с душой, пропитывая духом и сам инструмент. Аня улыбнулась, она такого никогда не видела, но это не могло не заставлять улыбаться. Юноша ловко спрыгнул, вытянув инструмент перед собой, чтобы не ударить, как святыню. По сидевшим прошёл ропот, Аня боялась, что юноша
