Я жевала кислый хлеб и пыталась сообразить, в чем собственно дело. Потом дошло – Барб служанка и сидеть при госпоже, то есть при мне, ей не положено. Но заставлять стоять ее мне было сильно неловко, поэтому я повторила:
-- Садись, я приказываю.
Неудобно устроившись на краешке стула, будто готовясь в любую минуту подскочить с него, она повторила:
-- Дак что рассказывать-то?
-- Барб, я даже не помню, как меня зовут…
Пару минут она еще охала и вздыхала, приговаривая: «Осспади, беда-то какая», но потом как-то собралась и начала говорить, попутно отвечая на мои многочисленные вопросы. В целом все выглядело довольно закручено.
Зовут меня Элиза де Бошон, я дочь франкийского дворянина, барона Фернандеса де Бошона, девица благородного происхождения, девятнадцати лет от роду, по местным меркам – уже перестарок. Баронетта Элиза де Бошон – звучит совсем недурственно!
Мать умерла много лет назад. Есть молодая мачеха, с которой я не ладила.
-- Уж она то, змеюка подколодная, чего только на вас папаше вашему ни наговаривала. Всяко-то всяко гадостей наплетет, а он потом гневается.
У мачехи было одно неоспоримое преимущество -- она родила моему «папаше» сына, наследника дома де Бошонов. В конце концов барону надоели домашние стычки и он, списавшись с кем-то из дальних родственников, нашел мне подходящего мужа – некоего господина Андрэ де Бюлле, сорока трех лет от роду, почтенного дворянина без титула, родом из Бургандии.
Решив, что морским путем путешествие выйдет дешевле, папенька отправил меня вместе со свитой к своему двоюродному брату и его жене. Той самой семейке, которая и предложила мне в мужья господина де Бюлле.
В мою свиту входили: Магда, точнее, мадам Магда -- моя компаньонка, разоренная дворянка, которую наняли специально для сопровождения -- она продана с первой партией пленных; Сэм, Питер и Андрэ – солдаты папаши, которые должны были обеспечить нашу безопасность, двое из них убиты, один легко ранен и продан; Полин, моя горничная, красивая молодая девушка которую продали вместе с мадам Магдой; Жорж, пожилой лакей -- продан две стоянки назад. Ну, и собственно сама Барб, бывшая ранее кухаркой в "папашином" доме.
-- Она господина-то долго пилила -- подавай ей повара! Дескать, зазорно высокородным, ежели простая кухарка готовит. И ведь добилася своего, подколодная эта!
Барб с такой обидой рассказывала мне, как ее, много лет главенствующую на господской кухне, просто рассчитали как «…прости осспади, простую скотницу!». Поэтому она тоже оказалась в свите уплывающей к семейному счастью невесты, то есть моей.
-- Да ведь я вас с малых лет знаю, сколько вам пирожков сладких скормила, и не перечесть. Завсегда вы ко мне с любовью были, потому: как позвали с собой, я и раздумывать шибко не стала. Оно хоть и боязно на чужбину-то, но так мне вас жалко отпускать было, сиротинушку горькую!
Судно на котором мы плыли подверглось нападению каперов, был бой, в котором и погибли два из трех моих охранников, а я сама, точнее, тогда еще настоящая Элиза, получила удар саблей по голове. Благо, что плашмя. Потому тело и выжило.
Баронесса Гондер, та самая дама, что красила волосы, плыла вместе с нами на этом же судне, где мы сейчас и находились. После боя пираты столкали всех более-менее ценных пленниц в каюту баронессы. Это сейчас нас осталось трое, а изначально, по словам Барб, было больше десяти. Конечно, мадам была недовольна таким обстоятельством, но пираты не обращали внимания на её недовольства. Зато она требовала от находящихся на ее территории женщин почтения и услуг, хотя в данный момент являлась точно такой же пленницей, как и все остальные.
-- Такой же – да не такой… -- многозначительно заявила Барб, а потом, махнув рукой, пояснила: -- Нас-то всех продадут на три года, а как отслужим, так и свободны. А у нее вроде как родня богатая, так она заявила, что за нее выкуп дадут.
-- А за меня? За меня дадут выкуп?
Барб с сожалением покачала головой и ответила:
-- Мы уж и то с мадам Магдой кумекали… а только змеюка папеньку вашего разорила изрядно. А Жан, ну лакей евонный, сказывал, что даже на приданое вам обещанные деньги у ростовщика барон брал. Мы потому и забоялись правду-то сказать, а чепец вам на голову Полин свой нацепила.
Я, на мгновение, впала в ступор: а причем здесь, собственно, чепец? Но тут же выяснилась забавная деталь -- последние несколько лет в моде были каштановые волосы. Все дамы, кому хватало денег, покупали драгоценную баскату, знаменитый травяной краситель у купцов. Краска, хоть и дорогая, но, как выяснилось, сильно непрочная, потому модницы вынуждены обновлять ее каждые две-три недели.
-- А я-то тут при чем, Барб?
-- Так у вас, ягодка моя, от роду тот самый цвет модный и есть. Разве же этим иродам объяснишь, что красота-то не купленная, а своя собственная! Сейчас бы подумали, что вы благородных кровей, а так, в чепце – служанка и служанка, никто особо и не разглядывает.
Выяснилась и еще одна пикантная подробность, Барб краснела, смущалась, но потом махнула рукой и пояснила: баронессу Гондер каждый вечер приглашал к себе на ужин капитан. Продавать даму не собирались, а ожидание выкупа – дело длительное, возвращалась она от него обычно заполночь, выпившая и довольная, даже пела. Но с утра, понимая, что все вокруг догадываются о ее приключениях, злобилась на пленниц и весь белый свет.
-- Вы уж, барышня, поаккуратнее с ней. Не хужее вашей мачехи змеюка-то будет.
Теперь мне более-менее стало понятно, что вокруг твориться. И тем сильнее мучило любопытство: я не представляла, как я выгляжу. Хотя, это была не самая серьезная из проблем.
-- Барб, а раз уж нас пираты захватили, то что теперь будет?
-- Вы, барышня, сильно-то не бойтесь. Этакую повариху, как я, еще поискать надобно, одна злыдня ваша недовольная была. А так-то я на кухне – ух, какая! – она плотно сжала оранжевый кулак, грозно показывая, какой именно она «ух». А потом пояснила: -- Оно, конечно, малость и мне боязно, но я этому-то с бородой, господину Ибрану, сразу сказала, что кухарка я ловкая и на господской кухне много лет служила, меня потому и не продали еще, что до большого города берегут. А про вас скажем, что, дескать, подсобница, да еще и ранетая, за вас много-то и не возьмешь. А я покупателю скажу, что без подсобницы не справлюсь, глядишь, Господь-то и смилуется. А уж вдвоем мы как-нибудь…
Я только сейчас начала осознавать, что меня собираются продать в рабство. Шок был не хилый. И слезы навернулись на глаза сами собой:
-- Ну, будя, барышня, будя уже... Это чего это вы сырость разводить удумали. Три года отработаем честь по чести, глядишь, еще и наградят чем.
Она тяжело вздохнула, минутуку подумала и добавила:
– Оно, конечно, господин жених-то ваш, хоть и не родовитый, а после плена вас-то и не возьмет – это я вам врать не буду. Хоть вы и баронесса урожденная, а, нет, не возьмет. Вы меня знаете, я завсегда прямо говорю. Оно, вроде как и обидно, а только и среди купцов женихи бывают не хуже, – Барб на мгновение остановилась, обдумывая что-то и забавно шевеля губами, и продолжила: – Правда, купцы, они деньги больно сильно любят, так что уж и не знаю, ягодка моя. Но мы с вами живые остались, а уныние – это грех. Завсегда нас так святой отец научал.
Глава 7
Когда Барб закончила меня кормить, в каюте уже совсем стемнело.
-- Так что, барышня, давайте-ка отдыхать ложиться, будет еще время поговорить.
-- Барб, а как я выгляжу? Ну, зеркало здесь есть?
Барб снова всплеснула руками и охнула:
-- Ох ты ж, осспади! Неужле и это забыли?! Зеркало-то в каюте есть, чай самая богатая, не хужей капитанской, еще до боя одним глазком видела – и она кивнула на вделанный в стену очень плоский шкаф: – Только ведь впотьмах-то что углядите? А свечи совсем уж маленький огарок остался. Вы уж, барышня, потерпите до завтрева.
