Нэйти стащила ее из семейной сокровищницы, раз у меня пока нет к ней доступа, а Уилл помог наложить нужные заклинания. Я бы мог и сам, но это же для тебя…
Белобрысого поганца тут же захотелось стукнуть чем-нибудь тяжелым. Потому что нельзя – совершенно ни при каких условиях! – заставлять ее сглатывать ком в горле от накатившей слезливой радости. И ведь ничего особенного, просто подарок, но поди ж ты.
Мэйр на самом деле ничего и не ждала, однако ничуть не удивилась бы, получив от Себастьяна пару фазанов, пресловутого оленя или даже голову Грегора. Первое и второе ему вполне было под силу, с третьим пришлось бы потрудиться, но Мэйр верила в его упертость. Но вот подарка, настоящего, ради которого пришлось договариваться с другими, просить Уилла и Нэйти помочь… Подобное радовало, удивляло и заставляло любить его еще больше.
Она аккуратно подняла цепочку со стола, поднесла к глазам, чтобы рассмотреть ближе. Красиво. Хоть и пафосно до жути, но красиво. И протянула ее Себастьяну.
– Застегни, – попросила тихо, стараясь, чтобы голос звучал ровно. – Пожалуйста.
Прохладные пальцы коснулись шеи, заставив вздрогнуть. Не от неожиданности, но от самого прикосновения, нежного и ласкового.
– Готово, – так же тихо донеслось в ответ; тяжелая ладонь на мгновение коснулась затылка, ероша волосы.
Мэйр, почувствовав на груди тяжесть амулета, только и смогла, что повернуться, обхватить чужую талию руками, притянуть Себастьяна ближе к себе и ткнуться лбом в твердый живот.
– Спасибо.
Вот и как тут, спрашивается, идти на работу как ни в чем не бывало? А идти все-таки надо. Хочешь не хочешь, а тяжелым пациентам до твоих хотелок нет никакого дела. Ни Арделии, ни Грегору, будь тот неладен.
– Этот хрен в простыне там выздоравливать собирается вообще? – недовольно поинтересовался Себастьян. Он имел премилую привычку хватать и присваивать все, что плохо лежит; в отношении слабо экранированных мыслей этот принцип тоже работал. – Ты с ним проводишь больше времени, чем со мной.
– Неправда, – возразила Мэйр, неохотно поднимаясь с места и пытаясь вспомнить, где бросила пальто. – Веришь или нет, а кто-то в его мозгах что-то сковырнул. Подстава, притом довольно грамотная. Кто как, а я ничуть не удивлена. Грегор к своему восьмому десятку успел задолбать чуть не всю темную половину Империи.
Себастьян, скрестив руки на груди, хмуро наблюдал за тем, как она спешно обматывает шею шарфом. Ярко-красным, между прочим, на радость матушке, вечно причитающей про черное аки ворона дитятко.
– Не нравится мне все это.
Мэйр весело фыркнула и с напускным неодобрением покачала головой.
– Не нравится тебе то, что я ухожу от тебя и оленя на свою мерзкую работу.
– Вот и нет.
– Вот и да.
Себастьян по-прежнему глядел недовольно и настороженно. Пришлось обнять его снова и, внимательно посмотрев в мрачные черные глаза, уже в который раз напомнить:
– Там хорошая охрана имеется – не столько для моего спокойствия, сколько для вашего с Уиллом. По мне, так это излишне: Грегор тихий, мирный и временами не активней овоща. Ну что может пойти не так? Расслабься, все будет в порядке. И трех часов не пройдет, а я уже буду дома.
Как выяснилось позже, Мэйр за всю свою недолгую жизнь еще никогда так не ошибалась.
Себастьян не часто хотел вернуться в лес. Когда Фалько всерьез начинал читать ему нотации и напоминать о блистательном будущем в роли его преемника; когда что-то категорически не выходило; когда они с Мэйр ссорились… И вот сейчас, когда на носу была встреча с родителями его феи. Он знал, что однажды это непременно случится. Но не думал, что так скоро.
Он совершенно точно не был готов знакомиться с мамой и папой Мэйр – людьми приличными и воспитанными. У него-то с семьей откровенно не сложилось, да и от светских манер Себастьян далек…
– Как я выгляжу? – нервно поинтересовался он у Лира, решившего, что их с Мэйр комната – идеальное место для умывания.
– Хм-м, дай-ка подумать… Убого и жалко? Серьезно, вам, смертным, впрямь есть дело до того, кто какие тряпки на себя напялил?
– Ой, кто бы говорил! Ты вообще добровольно превратился в того, кто вылизывает собственные яйца.
Лир вальяжно выпрямился, потянулся всеми лапами и прошелся по подоконнику, демонстративно красуясь блестящей шерстью.
– Зато не торчу перед зеркалом по три часа в бессмысленной надежде понравиться каким-то людишкам.
– Ну мне ты точно не нравишься, – сообщил Себастьян. И соврал – мерзкий кошак, хоть и вызывал желание придушить и сварить из него суп, был несомненно красив. Пожалуй, он бы завел себе такого, только без таланта чесать языком по делу и без.
– Да ты сам тоже не пирожок с тунцом, – снисходительно отозвался Лир и тут же плюхнулся на задницу в притворном удивлении. – Ты что же это – причесался? О, Мать Тьмы, не зря за окошком снег-то повалил. Может, еще и рожу поприятнее сделаешь? Нет, не стоит; тогда, боюсь, начнется метель.
Причесался или нет, но пятерней лохмы пригладил. А вот с «рожей поприятнее» были значительные проблемы – Себастьян не горел желанием знакомиться с родителями и, как выяснилось, не мог это желание изобразить. К тому же еще живы были воспоминания о знакомстве с Викторией Дорих. Макинтайры вряд ли окажутся такими же беспардонными и жутко высокомерными павлинами, как его дражайшая невестка, но… Кто знает, как они отнесутся к бывшему психопату в женихах у своего ребенка? Мэйр убеждена, что все пройдет хорошо, но стоит ли в это верить?
– Какие они? – отвернувшись от опостылевшего отражения в зеркале, Себастьян вновь обратился к коту.
Лир посмотрел на него вопросительно, будто бы и впрямь не понял, о ком речь. Пришлось пояснять:
– Родители Мэйр. Есть у меня шанс им понравиться?
– Мне-то почем знать? Да и как будто мне есть до этого дело.
– Не было бы, ты бы не торчал тут битый час, – с усмешкой проговорил Себастьян. – Ты хоть и вредная скотина, но Мэйр тебе нравится. И я нравлюсь, так что давай, поделись мудростью со своими неразумными детишками.
Лир с надменным фырканьем прошествовал к кровати и плюхнулся ровнехонько по центру. Дивнюк дивнюком, а все равно кошак.
– Они добрые люди, – неохотно промолвил он. – Я украл их младенчика, а взамен положил страшненькое чернявое существо со звериными глазами. Они назвали это существо дочерью, а их дети – сестрой; все они любят Мэйр и относятся к ней, как к своей родной крови. Тебе нечего бояться. Даже если ты им не понравишься,