на слитый адрес поехали?! Я тебе шею сейчас сломаю, Пигалица, чтобы ты паралитиком неделю лежала, залечивалась, и думала над ошибками!
— Сломаешь — убьешь, регенерат такое не лечит…
— Выпорю! Отпуск возьму и буду по жопе бить каждый раз, как заживешь! Пока мозги на место не встанут! Как вы додумались? Что там забыли?
Парис встрял:
— Остынь. Новости и новости, все обошлось, а я забрал все, что у сектантов было — ключи, телефоны, удостоверения личности. — Он подопнул сумку на полу коридора. Как раз ту, куда собирались фото складывать. — Телефоны я все разобрал, навигационные маячки выбросил еще там, а остальное — твоя работа. Одежду извращенца не трогал, но все ценное тоже здесь, в куче. Отпечатки стер.
Я почувствовала, что вот-вот затошнит:
— Прости, Ян. Дура, да, забылась и просчиталась, думала — Варита так незначительна, что секта не будет тратить силы на…
Он отпустил, но все еще подрагивал от гнева. Обернулся на Париса:
— Не ступил Нулю позвонить с докладом?
— Нет, конечно. Да и тебя дождался, чтобы не по телефону обсуждать.
— Твою ж Праматерь…
Ян глубоко вдохнул и выдохнул. Обманулась, что уже успокоился, но он внезапно схватил меня повыше локтя, развернул и больно, как плоской доской с размаху, ударил по заду.
— Ян, не оборзел так воспитывать? — Унизительный шлепок отдался чувством обиды. — Ты Нольду наверняка ровесник, так что я старше, и морального права…
— Старше? Да тебе по мозгам меньше тринадцати! Хоть так здравый смысл обратно вобью! — Выдохнул. — Пошли к Хельге, и рассказывай подробно, по минутам, что точно там произошло?
Мысленно, обещала припомнить, но не могла не признать, что гнев Яна оправдан. Пока спускались на лифте и шли до другой высотки района, я пересказала детально, насколько смогла.
— Не сплоховал, боец… двоих насмерть приложил. Все равно — дурак. Завтра воплотится, я и ему по жопе врежу, пока та голая. Чтоб сразу до головы, без посредников!
— А к Один по какому делу идем?
— Не знаю. Вызвонила «на семейный обед», а мне ей отказывать нельзя — у нас соглашение. Если зовет, обязан. И плевать, чем занят. Должен быть в другом месте, свидетелей опрашивать, точно уволят с черным билетом. Да, гори оно все…
— Не кипятись ты так.
Ян зыркнул, но, похоже, и правда перегорал. Стал говорить спокойнее:
— Нулю я сам расскажу, как будет подходящее время. Его не дергай, и не вызванивай.
У Хельги все открыто — прошли свободно, поднялись тоже, и в дверь без стука. Ян снял свой служебный пиджак, перекинув через руку, проверил воротник рубашки, чистоту туфель, тихо и недовольно пояснив:
— Сейчас увидишь, как меня тут воспитывать будут… позлорадствуешь.
Едва зашли в пустую столовую, с уже накрыты на две персоны столом, Хельга рявкнула:
— Опоздал! Да еще и пришел не один!
— Ты написала «семейный», и про то, что нельзя компанией — ни слова. Так что, госпожа прабабка, претензия мимо. Опоздал, потому что Еву надо было забрать.
Старуха недовольно нажала кнопку на стационаре, и если в прошлые разы я видела это без команд на динамик, то в этот раз та процедила:
— Повторить.
Есть я хотела неимоверно.
— Здравствуйте, госпожа Один.
— Здравствуй. Прощаю, Ян. Ева в курсе дела, так что разговору в этом случае не помешает. Умойтесь, а то у одного рожа злая, у второй заспанная.
Ничего больше в плане замечаний я не услышала. Ян, кажется, привык к другому обращению и было заметно, как он все больше и больше с вопросом смотрел на старуху. Мы уже съели обед в молчании, как он не выдержал:
— Не узнаю тебя. Что-то настолько серьезное? Я тут уже двадцать минут, а оба уха на месте, ни разу не рванулась открутить за то, что сижу неровно и ем быстро… госпожа прабабка?
— Прекрати меня так называть. Бесит.
— Я знаю. Это тактика такая, меньше вызывать будешь, чтобы едкого отпрыска не терпеть. Так что случилось?
— По праву закона, за все преступления, совершенные Алекс Нольд, я хочу казнить ее. Без огласки для кланов, без привлечения исполнителей. И я назначаю тебя ее палачом, Ян. Сама буду судьей и свидетелем. Эта тварь умертвила пятерых детей, едва родила, скрыла сначала беременности, а потом и тела сыновей, закопав в саду. Эта тварь собиралась принудить дочь к барку, шантажируя угрозой обвинения Нольда в инцесте с сестрой.
Ян осунулся весь и сразу, и побелел до мертвенного оттенка. Пшеничной пылью стала заметна щетина, щеки впали от вдоха или спазма…
— Сблюешь на стол, заставлю вылизывать. Я не для того трачусь на хорошие стейки, чтобы ты ими вывернулся.
— У тебя есть палач, старуха, твой старший сын — Артур… все, что ты сказала… — Ян нервно сглотнул, посмотрел на меня, и снова на Хельгу. — Чудовищно. И то, что сделала мать Нольда, и то, о чем просишь. Я не стану этого делать.
— Ты не смеешь ослушаться.
— Смею.
— После всего, что я для тебя сделала? Черная неблагодарность.
— Так подавись ею.
Ян встал, забрал пиджак со спинки, и я вскочила — идти следом.
— Задержись на минуту, девочка. Раз пришла, то и с тобой поговорю. А ты — пошел вон отсюда. Внизу подождешь!
Ян вышел из комнаты, а Хельга дождалась далекого звука входной двери.
— Если бы он согласился, я бы до смерти разочаровалась. Люблю непослушных мальчишек, что его, что твоего Нольда.
— Зачем вы так? Это жестоко.
— А я не сердобольная. Доставила себе удовольствие погладить против шерсти правнука, убеждаясь, что он не шелковый. Мерзавец! — Она довольно улыбнулась, собрав в уголках губ и у носа морщины, и клацнула коротко зубами. — Да. Артур бы так не смог. Да и никто из моих сыновей. Удивительно, насколько чуткой и мягкой выросла Версилия, и насколько жестоким и безжалостным получился именно Артур, хотя я всех детей воспитывала в одинаковой любви.
— Он на самом деле палач?
— Это обязанность любого старшего из старших, исполнять приговоры. Умрет он, будет следующий. Но за последние пятьдесят лет казней не было, так что Артуру не пришлось за все время своего срока убивать сородичей. А случись, уверена, — получил бы наслаждение от своей роли… Парис не делился историей, как мы встретились?
Я мотнула головой.
— Почти двадцать пять лет тому. Версилия к тому времени уже своими внуками занималась, сыновья давно
