наступаю на него, нанося удар за ударом, используя не только меч, но и ветер. Однако застать аллира врасплох больше не получается – он успешно защищается. Кажется, будто драка лишь забавляет его. Просто разминка, легкая, приятная. А вот мне тяжело. От резких движений спина горит огнем, в пояснице пульсирует такая боль, что хочется кричать. Все свои чувства я вымещаю на аллире, не прекращая наступления.
– А ты молодец! – восхищается Альрайен с веселой улыбкой. – Отличная тренировка в комбинированном применении ветра и меча, тебе только на пользу!
Сил на ответ уже нет. С каждым ударом, с каждым разворотом или рывком они покидают меня. Тело слабеет и молит об отдыхе. Но я продолжаю нападать, пытаясь хоть вскользь задеть Альрайена, нанести пусть легкую рану, чтобы только добраться до него, причинить боль, даже не сравнимую с той, что я испытываю сама.
Моя боль настолько невыносима, что на глаза наворачиваются слезы. Я чувствую, как дрожат руки, как ветер выпивает остатки моих сил, но не могу остановиться.
Боже, как больно!
Кусаю губу и надеюсь, что в пылу сражения Альрайен не увидит моих слез. Я разворачиваюсь, уклоняясь от атаки. Ощущаю, как взметнувшийся при развороте ветер осушает соленые капли на ресницах. Скольжу вбок, нанося аллиру очередной удар, однако он вновь его отражает.
Острая боль вспыхивает в пояснице, вгрызаясь глубже, разрывая тело на части. Брызжут слезы, всего лишь на мгновение запаздывает реакция. Я даже понять не успеваю, как Альрайен выбивает меч и перехватывает меня, смыкая руки на талии. От новой вспышки боли ноги подкашиваются. Я невольно откидываюсь назад, от чего почти ложусь на его руку, ту самую, которая придерживает меня за поясницу.
– Алиса? – удивляется Альрайен при виде моих слез. В таком положении их невозможно не заметить. – Нам просто нужно спокойно поговорить и во всем разобраться.
Глупый! Он думает, что дело только в проклятой свадьбе.
Не желая смотреть в его посерьезневшие, такие пронзительно-синие глаза, устало прикрываю веки.
Странно, сознание куда-то ускользает. С каких пор я стала такой неженкой? Постоянно подаю в обморок, то в замке, полном сектантов, то в горящем доме. Теперь опять.
– Алиса? – Доносится встревоженный голос откуда-то издалека.
Чувствуя, как руки перехватывают по-другому, больше не касаясь поясницы, я приоткрываю глаза и вижу кровь на ладони аллира.
– Откуда?.. – теряется он. А я наконец проваливаюсь в уже привычную темноту, надеясь, что хотя бы на этот раз никто не нарушит покой.
Время тянется, превращаясь в густую, вязкую массу. Дни и ночи смешиваются в сознании, врываясь в него непонятными, резкими вспышками. Темнота вновь обманывает меня, или ей просто мешают завладеть мною полностью. Да, точно – мешают.
Как же я устала от них! Кто просил меня мучить? Зачем? Временами темнота милосердно укутывает, затопляя собой все чувства и эмоции, но потом кто-то выдергивает меня из нее. Возвращается боль, терзая поясницу, выдавливая слезы из глаз и срывая стоны с непослушных губ.
Здесь жарко и отчего-то влажно. Наверное, это плавится моя собственная кожа. А потом все мучения сменяет приятная, прохладная темнота, заботливо принимающая в свои объятия. Но это длится недолго: меня вновь безжалостно выдергивают назад, заставляя переживать эту боль снова и снова. И так продолжается вечность.
– Как можно столь беспечно относиться к собственному здоровью, – звучит взволнованный, полный затаенной боли голос в один из тех моментов, когда темнота отступает, возвращая возможность отчасти воспринимать окружающее пространство. Чья-то рука нежно гладит щеку, одаривая нежной и такой желанной сейчас прохладой. Подушечки пальцев почти невесомо скользят по лбу, убирая слипшиеся от пота пряди волос. И здесь прохлада – приятно. Потом пальцы гладят губы, в отличие от остального тела пересохшие. – И я виноват, не заметил, как тебе плохо, позволил устроить эту глупую драку…
Потом возвращается темнота, но, как всегда, ненадолго.
В другой раз я отстраненно наблюдаю за тем, как, положив меня на живот, чем-то жгучим, но свежим, мятным мажут поясницу, заново бинтуют, переворачивают обратно на спину.
– Она поправится? – с надеждой спрашивает мужской голос. Нет, голос принадлежит не мужчине – молодому парню.
– Да, целитель обещал, что все будет хорошо, – отзывается тот, кто обвинял меня в беспечности. – Удивительно, как столько времени Алиса могла делать вид, будто все хорошо. А ведь эта рана причиняла ей боль. Если б не целитель, спустя какую-то пару дней… – голос обрывается, не договаривая.
– Но все ведь обошлось. – Парень некоторое время в смущении молчит, однако решается на вопрос: – Ты на самом деле ее муж?
Ответ я не слышу, оступаясь с границы, на которой балансировала, и вновь проваливаюсь в темноту.
А потом я, наверное, брежу. Мое лицо покрывают нежные, прохладные поцелуи, ненадолго остужая разгоряченную кожу. Мне хочется, чтобы это никогда не заканчивалось. Боль почти отступает, то ли благодаря лечению, то ли благодаря темноте, бережно удерживающей меня на самом краю сознания.
Там, где легкими, воздушными поцелуями губы касаются моей кожи, она перестает гореть нестерпимым жаром, и приходит долгожданное облегчение.
Кто-то целует мои щеки, лоб, закрытые глаза и даже губы. Я качаюсь на мягких волнах и наслаждаюсь удивительными ощущениями, впервые желая вернуться в реальный мир, а не в таинственные глубины темноты. Поцелуи переходят на мои руки – пальцы, ладони, запястья. Хочу очнуться от тягучего плена, вырваться на свободу и в полной мере почувствовать прикосновения губ, а не плыть по зыбкой границе между бредом и явью. У меня почти получается, ресницы вздрагивают. Но в этот момент поцелуи вдруг прекращаются. Ощущение разочарования отнимает накопленные силы, а на смену им приходит уже ставшая ненужной темнота.
На этот раз она укачивает меня недолго. Я настойчиво рвусь сквозь темноту, пытаясь всплыть на поверхность, вернуться в реальность, ведь, кажется, там уже почти нет боли. Наконец я прихожу в себя. Приоткрываю глаза, глядя сквозь ресницы и пытаясь определить, где нахожусь.
Я лежу на узкой кровати в небольшой, опрятной комнатке. Светлые цвета, столь непривычные для человеческих жилищ этого мира, радуют глаз. Стены из камней, на взгляд кажущихся довольно гладкими, имеют нежно-бежевый оттенок, наполняющий комнату светом. В ногах кровати стоит шкаф, справа тумба. Вся мебель сделана из гладко отполированного дерева светло-орехового цвета. Присутствует стул, на котором, скорее всего, сидят мои посетители, когда заходят в комнату. Сейчас я здесь одна, чему искренне рада – хочется прийти в себя и поразмыслить, прежде чем кто-либо появится.
Осторожно,
